Жестокость в театре, каминная оргия и культ мертвой коровы – 5 книг, которые мы (не) ждали

Например, то, что отсутствие вкуса в советских котлетах символизировало нехватку свободы в тамошнем обществе. Так же в музыке мы революции уж точно не ждали – каждый год появляются новые исполнители, которые либо повторяют зады, либо повышают басы, но все равно остаются на традиционной волне , занимаясь всего лишь аранжировкой классики.

Так же не ожидали мы эту книгу, и прежде всего потому, что якобы все давно известно в театральной области культурной жизни, вдруг такое. Неудивительно, что "Театр и его двойник" Антонена Арто (К.: Издательство Жупанского) - выдающегося французского писателя-авангардиста, реформатора театра и философа - имеет такое "двухзначное" название.

Поскольку, оказывается, другой театр – это не только то, что происходит за кулисами, но и то, чего не происходит даже там. А нет там, господа, "живой" жизни, и концепции театра жестокости, изложенная, кстати, в этом сборнике эссе, это не очередная методология авангардного театра, потому что рамки здесь значительно шире. Дело в том, что двойником театра автор видит такие, казалось бы, несовместимые явления, как чума, алхимия, метафизика и жестокость. Это явление у Арто имеет космические измерения и является своеобразным жизненным принципом. Если в самые радикальные времена нашей эпохи, или в недалеких 90-х, актеры на сцене всего лишь на кроватях прыгали, то можете себе представить, что они делали задолго до того, как в Украину пришла "театральная" независимость. Страшно представить, не правда ли? В любом случае, вниманию украинского читателя впервые предлагается тогдашнее мнение, автор которого ставит под сомнение узкие представления о культуре и, обращаясь, в частности, к традициям восточного театра, предлагает отыскать истинную, магическую культуру, которая будет соответствовать настоящей поэзии и квинтэссенции реальной жизни. В первую часть книги вошел знаменитый сборник эссе Антонена Арто "Театр и его Двойник". Вторая часть является своеобразным двойником первой, теоретической части, здесь представлены произведения для сцены – пьесы и сценарии, среди них единственная пьеса, написанная по принципам Театра жестокости "Ченчи", сценарий единственного снятого Арто фильма "Пастор и ракушка" и другие. произведения, а также письма и манифесты писателя.

Так же в вышеупомянутых 90-х, когда пришла мода на деконструкцию, появилась и обратная, другая сторона этого постмодернистского явления, а именно – интертекстуальность. Так, например, любое классическое произведение можно было разобрать как конструктор, а затем собрать уже в другой жанровой конфигурации – детектива, триллера, сказки. Так же, но более творчески и бережно история, рассказанная в новом романе-притче "Каминная оргия" Евгении Кононенко (Л.: Издательство Анетты Антоненко), объединяет разные временные пласты.

События с момента неопределенного и длительного, прошлого и будущего незримо перетекают друг в друга. По сути, перед нами переосмысление вечной истории, авторская версия из жизни общества первых христиан уже после распятия Христа, еще до принятия христианства Римской империей. В нашем же настоящем разворачивается драма неразделенных чувств женщины к мужчине. По сюжету, зрелые супруги автора женских романов и программиста переживают семейный кризис. Еще двенадцать лет назад они также не понимали: что же на самом деле с ними происходит и почему? Но впоследствии читатель понимает, что главные герои как будто находятся в таинственной и роковой связи с загробным миром теней, который не могут ни разорвать, ни доискаться причин ключевых событий своей жизни. Поэтому автор романа, переосмысливая библейские сюжеты, стремится ответить на риторические вопросы бытия: почему и зачем это случилось со мной? Так же ее герои, даже не вмешиваясь в ход истории, а лишь наблюдая за событием, вмешиваются в течение вещей. Поэтому читателей ждет настоящее расследование, в ходе которого они будут самостоятельно разгадывать чудеса, символы и знаки в романе, аллюзии мировой мифологии, интертекстуальные обороты из произведений мировой классики, в частности драматургии. - Хотя мы и просидели в этой долбанной пещере несколько задолго, - говорит в финале главный герой, - все равно хорошо, что не было связи и мы не вызывали бригаду спасателей, - хохотал Роман, - вот они бы посмеялись над нами! - Да, Роман. "Кто освободится сам, тот станет свободным, кто освободит кого, в неволю возьмет". - А это из какой религии? - Это говорил один волшебник-прорицатель, - ответила Марина. - Золотые слова, - подтвердил Роман" .

Так же неожиданной следующая книга оказалась не только потому, что о еде уже написано немало, и тень великого Пруста с его гастрономическим дискурсом неоднократно возникала в книгах о кулинарной ностальгии. Следом за ним вспоминали и детские впечатления, и взрослые запои, и рыбный четверг, и кухню в изгнании. Впрочем, все это было в литературе, а в книге Елены Стяжкиной "Вкус советского: еда и еды в искусстве жизни и искусстве кино (середина 1960-х – середина 1980-х годов)" (К.: Дух и Литера) сделана попытка воспроизвести соответствующие миазмы коммунального дискурса еще и в искусстве кино, которое, соответственно, формировало искусство жизни. Поэтому эта книга - о советских людях – женщинах, мужчинах, детях – которые ели дома, на работе, в дороге, в детском саду и школе, в системе советского громпище, в турпоездках. О тех, кто получал еду в очередях, на колхозных рынках, на собственных огородах, из-за взяток и бартерных обменов, воровства на рабочих местах. О тех, кто создавал ее излишки в системе теневой экономики и о тех, кто выбирал отказ от пищи как способ демонстрации статуса "другого" или сохранял "вкусную традицию", лелея "банальный национализм". Пища в книге рассматривается не только как признак позднесоветской потребительской революции, но и как один из мощных механизмов социальной инженерии и (само)принуждения. Реальный мир советских едоков анализируется вместе с художественным миром, в котором кинохудожники и зрители создавали, транслировали и потребляли образы пищи, не осознавая, что таким образом говорят о репрессивном устройстве общества, в котором вкус был так же проблематичен и почти недостижим, как и эт со вкусом и выбором свобода.

В следующей книге, а именно – в исследовании Свена Карлссона и Йонаса Лейонхуфвуда "Spotify наизнанку. Как шведский страртап совершил музыкальную революцию" (К.: Yakaboo Publishing) двое известных шведских журналистов увлекательно открывают почти детективную историю взлета компании, которая открыла новую дорогу в мир современной музыки. Что тут неожиданного, спросите? А то, что в такой, казалось бы, продвинутой стране, как Швеция, чья компания Spotify за время своего существования сделала немало невероятного - "стреножила" пиратство, трансформировала музыкальную индустрию, заставила саму Apple изменить бизнес-модель - существуют такие же "производственные" проблемы, как самому обычному совку. Ведь на самом деле Spotify наизнанку — это мир, полный интриг, тайных соглашений и предложений, от которых трудно отказаться. Потому что за ними, скажем, Microsoft и Google. Так что если бы на своем пути к успеху Даниэль Эк не объединился с Шоном Паркером из Napster и Марком Цукербергом из Facebook, что взаимно усилило их позиции в бизнесе, то неизвестно, имели бы мы такой удобный сервис. И, конечно, не обошлось без длительной конкуренции между Apple и Spotify. В чем же, напомним, фишка? Просто выйдя на рынок, авторы этого стартапа начинают сотрудничать с музыкантами и певцами без посредников и бросать вызов лейблам звукозаписи. "Я назову две причины, – ответил основатель Spotify. – Во-первых, мы сделали ставку на бесплатный сервис тогда, когда на это никто еще не решался. Это был рискованный шаг. Во-вторых, мы начали со Швеции, подтвердили здесь успех нашей модели". , начали расширяться на другие европейские страны и росли органически, благодаря этому музыкальной индустрии пришлось смириться и признать, что именно за нашей моделью будущее.

Меньше всего можно было ожидать появления книги Джозефа Менна "Культ мертвой коровы: как оригинальная хакерская супергруппа могла бы спасти мир" (Х. Фабула), ведь мы давно уже смирились с тем, что наша жизнь стремительно переезжает онлайн, и мало кто понимает призрачность кружевной безопасности. В этой книге журналист Джозеф Менн рассказывает о самой первой, самой влиятельной хакерской группе "Культ мертвой коровы", и настоящие имена некоторых членов этой группы именно здесь раскрываются впервые. Хакеры из "Культа мертвой коровы" на компьютере с динозавровых времен первого интернета. Именно они беспокоились о безопасности личных данных пользователей, когда производителям программного обеспечения на это было плевать, именно они сотрудничали с правительством США после 11/09, именно они первыми поднимали этические вопросы в пользовании интернетом. Эти хакеры не направляли свои умения и знания на то, чтобы завладеть деньгами или из тени управлять странами – они встали на защиту прав человека и добились в этом больших успехов. Автор напоминает, что ситуация с безопасностью в интернете ухудшается, и эта книга – способ привлечь внимание к проблеме, открыто ее назвать и обсудить. "Не только тем, кто не смог проконтролировать бездумные алгоритмы в Фейсбуке, Твиттере и Ютубе, было о чем сожалеть после выборов 2016 года, - напоминает автор. - "Культу мертвой коровы" тоже предстояло исправлять ошибки, Он обратил творческие способности и оппозиционные господа проделки хакерского мира против популярных медиа, создавая смятение на национальном телевидении и в печатных изданиях ради развлечения и привлечения внимания к разнообразным темам".