Виктория Амелина - человек, который сразу становился родным

Самая нежная и самая теплая. Любящая.

Участливая и непрерывно включенная в человеческие судьбы, драмы, переживания, опыт, города и местности. Homo Compatiens, как было в ее книге.

Человек, который сразу становился родным. Не помню, сколько лет я ее знала. Может, год, может, десять, может, всю жизнь. При встрече, в разговоре подступала очень близко, говорила глаза в глаза, обнимала и льнула.

Талантливый, глубокий, чувственный, тонкий автор.

Мечтала и основала в прифронтовом пгт Нью-Йорка Нью-Йоркський литературный фестиваль. Жила им. Очень хотела вернуть украинскому востоку его подлинную историю и родовую память.

Несколько раз в течение жизни возвращалась в Украину из эмиграции. Из Канады. Затем из Америки.

26 февраля 2022 года, когда через западную границу Украины бежали от войны тысячи людей, она пересекла ее с другой стороны - вернулась домой. Из-за "важности бытия со всеми". Все месяцы Великой войны собирала истории людей, помогала пострадавшим, выступала на международных фестивалях и форумах, писала, ездила по миру, посещала прифронтовые и деоккупированные города, документировала преступления россиян с правозащитной организацией "Truth Hounds".

Занималась человеческим горем, принимала чужую боль в сердце.

Читайте также: Кем быть - ваше дело, что публично делать в социуме во время войны - не только ваше

За четыре дня до своего смертельного ранения в Краматорске целый день возила родных казненного россиянами писателя Володи Вакуленко по Киеву. Показывала город, планировала их отдых.

Вечером 23 июня 2023 года мы увиделись с ней на Книжном Арсенале, ходили от мероприятия к мероприятию, счастливо обнимались с друзьями. Встретили Алекса Заклецкого с фотоаппаратом, и Вика сказала: «А сделай нам фото!» Мы выбрали хороший свет, фон и теперь у меня последнее красивое фото с Викой.

Потом мы, уставшие, вышли из ворот Художественного Арсенала. Она рассказала, что едет в Краматорск с колумбийскими писателями и журналистами. Я не сказала ей: может, не уезжай? Мне не пришло в голову остановить человека, бывавшего в прифронтовых городах десятки раз.

Мы еще немного поговорили о Каталине Гомес и Гекторе Абаде, о завтрашних дискуссиях, которые она будет модерировать. Обнялись, я пошла к машине. И только когда села за руль, вспомнила, что обещала подвезти Вику. Вернулась назад, искала ее. Но она словно растворилась в длинных вечерних тенях на Лаврской. Ее не было нигде.

Сейчас мне все это выглядит как знак, конечно. Прокручиваю этот кадр в голове снова и снова. Спрашиваю себя, как и десятки других людей: как мы могли не почувствовать и не предостеречь ее? Как? Нет ответа.

Читайте также: Главное — вернуться в реальность

Осенью 2022 года, после освобождения Изюмщины, Вика вместе с родителями Володи Вакуленко нашла в саду его дневник оккупации, который Володя зарыл под вишней накануне гибели. Дневник был издан книгой "Я превращаюсь…". Вика написала к нему пронзительное предисловие, которое в день рождения Володи Вакуленко цитировала Татьяна Терен. Сегодня этот Викин текст приобрел еще более трагический смысл. Вот он:

"После украинского контрнаступления в Харьковской области, когда в Изюмском лесу поднимают из могил тела погибших за время оккупации, я в отчаянии ищу в земле что-то другое — дневник моего казненного коллеги, писателя Владимира Вакуленко.

За моей спиной ждет, тяжело дыша, его растерянный отец. Он первым начал копать, но ничего не смог найти. А сын же просил его, пряча дневник в саду 23 марта 2022 года, во время российской оккупации: "Когда наши придут - отдашь". Прошло полгода, и я пришла к хате Владимира, но дневник под вишней никак не найдется.

Потеря рукописи, о которой я еще несколько часов назад не знала, а отец Володи не помнил, сейчас кажется нам обоим непоправимой. Отцу - потому что не смог выполнить волю сына. Мне — потому что сбывается мой наихудший страх: я внутри нового расстрелянного Возрождения.

Как в 1930-х украинских художников убивают, рукописи исчезают, память стирается. Кажется, времена смешиваются и застывают в ожидании решения: я ищу в слобожанском черноземе не только заметки одного из нас, а сразу все потерянные украинские тексты: вторую часть "Вальдшнепов" Хвылевого, пьесы Кулиша, последние стихотворения Стуса, дневники времен Голодомора, украинские старопечатные издания, сожженные в киевской библиотеке в 1964-м. Все наши потери, от старопечатных книг до дневника Владимира, кажутся одним большим текстом, который уже никогда не прочесть. Что там написано в этом дневнике? Во всех текстах?

…Я распрямляюсь и возвращаю отцу Владимира ненужную лопату, стараюсь подобрать слова, чтобы хоть как-то его утешить. Но слов нет. Я опускаю глаза и вдруг вижу что-то в земле, наклоняюсь и вытаскиваю тонкий сверток в полиэтиленовом пакете.

– Нашла! — восклицаю радостно, будто достала из земли не оккупационный дневник, а действительно всю утерянную украинскую литературу.

Прощаясь, я обещаю отцу Владимира, что сделаю все, чтобы о его сыне говорил мир".

Сделаем все, пташка, чтобы мир помнил тебя и жертву тысяч тех, кого теряем сегодня. Лети высоко и легко!

Источник

Об авторе. Мирослава Барчук, журналистка

Редакция не всегда разделяет мнения, высказанные авторами блогов.