Российские генералы понимают, что проиграют и их сделают виновными и в военных преступлениях, и в мобилизации, - Фейгин

Мы понимаем: Джозеф Байден дал очень четкие сигналы Путину о тактическом ядерном оружии. Путин присел, но в своих любимых традициях с темы он не сбился и перешел к массированным ракетным ударам по гражданской инфраструктуре Украины.

Я все же думаю, что это от отчаяния ситуация. Смотрите: с начала сентября она для него усиливалась критично. В связи с успехом Харьковской операции, которую провели ВСУ, для него ситуация внутренняя – я подчеркиваю, внутренняя, внутри России – стала сильно ухудшаться с точки зрения требований к нему остановить поражение на фронте, отдать кого-то на муку (уж, кто-то виноват, постоянно в пабликах слышно, что это либо измена, либо вредительство) и одновременно показать хоть какую-то силу. Не вялость, которую демонстрируют и российская армия, и сам Путин, отходя в сторону, отмалчиваясь, изображая какую-то реакцию. В тот момент, когда произошла история со взрывом на Крымском мосту, он для себя решил, что это тот момент, когда он может продемонстрировать ту степень эскалации, управляемой эскалации, которая может решить внутренние проблемы. Действительно, временно снялось обращенное к нему требование ультрапатриотов, фашистской абсолютно партии, «партия войны» ее еще называют, что сущности не меняет. Они сейчас вынуждены выдать очередной аванс Путину. Он не столь от них зависит, может их и перестрелять однажды, поручив это зэкам Пригожина или Кадырову, и решить этот вопрос. Но он понимает, что проблема действительно глубже, потому что внутри аппарата власти несколько партий уже есть и он должен как-то маневрировать, притворяться арбитром и не потерять главного – своей роли сюзерена, главного лица, который в то же время арбитр, судья, политический вождь и т.д. Это внутренний контур, но есть и внешний. Потому что на самом деле это решение о массированных артобстрелах (сто ракет, 80% ракеты и 20% – иранские дроны) – это следствие 30 сентября, когда он присоединил территории. Выступил агрессивно, хотя были заметны нотки тона извинительного, но присоединение территорий – это отдельный акт эскалации, продолжением которого должны быть военные действия.

Очень характерный момент, на который вы обратили внимание. Когда речь идет о попытках аннексии наших территорий, один довольно информированный парень мне намекнул: Путин куда-то очень торопится, все это было сделано истерично. То есть речь не шла о каких-то процедурах, которые хавали бы даже Скабеева и Ко, нет, – это полная истерика была, на колене все писалось.

Совершенно точно, но надо сказать, что он уже вообще как-то перестал рефлексировать на этот счет. Дело в том, что я, например, не прогнозировал, что он в сентябре так быстро решится объявить мобилизацию и ускоренно, форсированно решать вопросы с референдумами. Никаких референдумов не было, здесь вообще обсуждать нечего – нет предмета обсуждения, вообще ничего не было. То есть фактически были два выступления – 21-го и 30-го (сентября, - ред.), между ними была небольшая погремушка пропагандистская, будто жители присоединяются. Но зачем он такое сделал? Многие справедливо считали, и я в том числе, что это было следствием самаркандского саммита ШОС, где было окончательно зафиксировано, что Россия потеряла место гегемона на евразийских территориях бывшего СССР. И ему об этом было прямо сказано – и со стороны Китая, и со стороны Турции, и со стороны бывших сателлитов Центральной Азии. Он понял, что поражение уже имеет последствия. 7,5 месяца войны чреваты в том числе и размыванием этого статуса, он больше не может никому приказывать. Ни Казахстану, ни Армении, ни Таджикистану или Кыргызстану, потому что там возникли новые интересы, новые векторы и направления интересов в сторону Китая или Турции. Утрачивая свое прежнее эксклюзивное положение, Путин потребовал его чем-то компенсировать. И военное продолжение в виде артобстрелов и прочего – это все к тому, показать, что наши силы еще не исчерпаны, у нас есть резервы, мы можем еще себя проявить эскалационным образом, показать, что мы способны изменить ситуацию. Путину важно это все сейчас зафиксировать, когда возникла пауза в наступательной операции ВСУ, – показать, что мобилизация может изменить ход военных действий. Это более иллюзорно, но он решил пойти по этому пути. Он ведь мог отреагировать на взрыв на Крымском мосту и скромнее, сказать что-то типа «мы ударили по инфраструктуре критической в Украине, убили несколько ТЭЦ, погибли гражданские» – и этого хватит. Но нет – он с продолжением это делает.

Да, сорвался с цепи. Я бы хотел, чтобы мы сейчас подвели итоги по Крымскому мосту. В свое время была такая операция ФСБ «Рязанский сахар», когда они раскладывали гексоген, а потом рассказали, что это были определенные учения. Были еще дома на Каширском шоссе и многое другое. Насколько я понимаю, он сейчас использует взрывы на Крымском мосту для внутренней мобилизации. Здесь сейчас не просто Белгороду и Воронежу приготовиться – мы понимаем, что здесь может быть чрезвычайно широк внутрироссийский еще в дополнение сценарий, чтобы потом, конечно, все списывать на Украину.

Это само собой. На Украину уже давно все списывают, но здесь есть особенности. Ведь действительно, сама эта история становится еще более туманной. Казалось бы, мотивация у украинских спецслужб есть ударить по мосту, это, естественно, одна из мишеней, мост представляет собой стратегический интерес, им уже возят мобилизованных, вооружение, осуществляют поставки. Естественно, Крымский мост – военная цель. Хотя Путин и заявлял, что это гражданская цель, какая же она гражданская, когда вы по нему везете новых мобилизованных солдат, военную технику, боеприпасы? Поэтому диверсионные действия уместны. Но сейчас начинают раскрывать детали: везли из Одессы через Армению – как через Армению? Какой-то армянский бизнес, который этим занимался, тоже удивительно, как это такая фура заехала на мост, будто там были сотни килограммов взрывчатых веществ. Снова все это напоминает такую историю, что кто-то впустил, кто-то знал, кто-то не знал. В истории со взрывами домов в 1999 году, кроме «рязанского сахара», на Каширке и в Печатниках, был двойной агент Ачимез Гочияев, который якобы подписал бумаги о сотрудничестве с ФСБ, однако одновременно был сепаратистом-исламистом, и неизвестно, когда он был настоящим – в ФСБ или в связях с исламским подпольем в Чечне. Так и здесь – сейчас начнет выясняться: а этот, который вез, – он кто? А тот, кто ему груз передал? Потому что мы об этом все знаем только от источников из ФСБ, а какой вменяемый человек поверит, что ФСБ говорит правду, что сообщит, как все было на самом деле? Никто не поверит. Поэтому даже если представить, что эта диверсия осуществлена с участием украинских спецслужб, то, конечно, Путин это использует и во внутренней политике, чтобы выявить возможности для переформатирования ФСБ (очевидно, что полетят головы краснодарского ФСБ, якобы – крымского, руководство оперативников). Путин уже передал мост под полный контроль ФСБ – обеспечение охраны и бизнес, и грузы, и поставки. Передал конкретным генералам. ФСБ не будет заниматься только безопасностью – она всем этим бизнесом будет заниматься. Плюс нужно найти козла отпущения, и не просто какого-то проверявшего машину росгвардейца – уже понятно, где тот проверявший машину росгвардеец и не нашедший там взрывчатых веществ, что ФСБ обнародовало видеозаписи. Я считаю, кого-то сделают тем козлом отпущения, кто вообще к этому не причастен.

Марк, гениально, это ключевая история в этом пасьянсе. Мы понимаем, как они будут пытаться откусывать друг друга головы. Недаром появились истории – намеки о Валленштейне, началась грызня вокруг Лапина, неожиданно вынырнул Суровикин, который должен реализовывать волю фюрера. И мы понимаем, что он далеко не Роммель, чем-то особо новым он не может похвастаться, только терроризировать гражданские города. То есть, он должен «ставить штамп» на ракетные обстрелы наших городов. Что с этой грызней в этом пасьянсе?

Суровикин – это скорее генерал в дивизии СС «Мёртвая голова», это более подходящее, он не Гудериан, не Роммель, даже рядом не стоял. Это настоящий советский головорез того еще воспитания. Он совершенно не случайно был официально судим, его условно приговорили к году за торговлю оружием. Кроме августовских событий 1991 года у него пестрая биография: при нем в кабинете стрелялись младшие офицеры, которых он разносил, множество историй, они все есть в Интернете, это не тайна. Но суть состоит в том, что Путин склонен к фаворитизму. Еще недавно Лапин был «душкой»: «Ой, Лапин! Дайте ему героя, – это он Шойгу говорил прямо на камеру. – Он мне только что звонил. Дайте ему за Северодонецк и Лисичанск героя России». Ну, дали героя России. К тому же он руководил направлением «Центр» как генерал-полковник, а тут такая реакция на Харьковскую операцию – обвинение через рот Кадырова, что, мол, шел бы ты, Лапин, кровью смывать позор за то, что покинул Лиман и города правобережья Оскола, как написал Кадыров у себя в телеграме. Это свидетельство того, что действительно на военных хотят списать все поражения, которые носят не только военный, но и политический характер.

К примеру сказать: блицкриг. Но ведь это операция не только военная, но в каком-то смысле тоже политическая. Потому что ты занимаешь города, народ тебе аплодирует – ничего такого не было и нет. То есть надо наказывать всех - и руководителя ФСБ, и министра обороны, и начальника генштаба. Но этого же не происходит. Все равно армию делают козлом отпущения, потому что теперь генерал-полковник – такой же как Лапин. Лапин на пузе прополз от училища в общевойсковую академию, а у этого нет и среднего образования. Это действительно унижение военных, потому что как это так? Я считаю, что Путин – и продукт, и родоначальник нынешней системы власти. Основа ее, ядро этой системы – ФСБ, спецслужбы, но не армия никоим образом. Всегда более привилегированной будет именно ФСБ. В выборе, кого наказать, всегда будет страдать кто угодно, но не ФСБ. Почему? Потому что основу этой системы составляют именно органы безопасности, откуда Путин происходит. Он, конечно, основатель этой системы и продолжатель, и продукт.

А Пригожин как вписывается в эту схему? Пригожин и его тандем с Кадыровым фактически поставили своего генерал-полковника в лице Суровикина, помазали елеем и отправили в крестовый поход или какой-то там неизвестный поход против Украины.

Все очень просто: это уже достижение лично Путина – не как создателя этой системы режима власти органа ФСБ, а личности. Он опирается на людей. Ему нужен баланс, нужно, чтобы кроме ФСБ, несмотря на то, что это его детище, система власти, был его собственный клан, чтобы был баланс для него лично создающий гарантии. И, безусловно, Пригожин и Кадыров – это люди с неполноценной биографией: Пригожин судимый, барыга, за ним шлейф; Кадыров в 16 лет зарезал первого русского. Это явно люди, которым хоть и прочат какое-то политическое будущее, но шансов у них, честно говоря, на него нет. Потому что с подобным бекграундом в России реализовать такое будущее, тем более, когда ты представитель одного из народов, а Пригожин вообще непонятно откуда появился, все же очень сложно. А вот для Путина эти парамилитарные образования – что ЧВК Вагнера, что подразделения Кадырова из росгвардии, к которой они формально принадлежат, являются сильной и качественной преторианской гвардией. Если какой-нибудь заговор – он на них сможет опереться. И они понимают: если не станет Путина – где будет тот Кадыров, тот Пригожин? Кто бы ни пришел, даже выходцы из ФСБ, сын Патрушева сядет – их все равно уберут обоих, потому что они не нужны, это личные отношения самого Путина, но никоим образом не обязательство самой системы по отношению к этим людям.

Но ведь российские военные также могут взбрыкнуть. Они рассказывают истории о схемах противовесов в стиле «а здесь мы усилим преторианскую гвардию», а тут выясняется, что арестовали и товарища Берию, и его разных Абакумовых, – взяли и взбрыкнули.

Да, конечно, ведь армию публично унизили. Ее унизили не только тем, что Лапина публично во время ведения войны, генерала, превратили в человека, который должен дискутировать с Кадыровым, еще и проиграть в этой дискуссии, поскольку в результате Кадырову дали генерал-полковника - внеочередное звание лично от Путина. То есть как это так получается – армия ниже этих преторианцев, этих дополнительных частей СС? Это для армии довольно чувствительно. Для генералитета по крайней мере, люди в окопах до этих хитроумий не додумываются. Но ведь получается, что армия – нелюбимый ребенок, пария в этой системе, поскольку на нее легко списывать все ошибки, просчеты, поражения и говорить: войну проиграли не мы – войну проигрывает армия, это они плохо воюют, посмотрите сами, как они воюют. Безусловно, армия имеет зуб на все это, а, кроме Лапина, Герасимов и Шойгу тоже не в самом лучшем положении оказались. Посмотрите, как на них реагируют паблики с так называемыми военкорами и остальными – это все тоже свидетельства того, что их можно также избивать. Если бы им жестко сказали: не трогайте армию, мы сейчас воюем, вы подрываете этим единство, в окопах люди начинают суетиться, офицеры младшие и старшие. Ведь если мы так плохи – идите сами воевать. Это ведь логично. Я высказывал версию с начала сентября, которую критически многие воспринимали, что имеет место саботаж генералитета – тех, кто принимает и реализует решения. Потому что это было очень странно, как бегство. Дело даже не в командовании ВСУ, которое, конечно, разработало замечательный план, и союзниках, которые помогли. Ведь мы видим, что организованного по-настоящему сопротивления, подтягивания резервов и остального тоже не было. Оставили пропасть техники в Лимане, и не только там. Это свидетельствует о том, что ничего не было организовано, даже отхода, хотя они называли его перегруппировкой, Конашенков это все озвучивал. Те, кто должен отвечать за эффективность обороны, они этого так эффективно уже и не делали.

Так может они и не умеют этого делать. Я себе представляю, я был бы даже рад, если бы назначили Пригожина или Кадырова начальником российского генштаба – война закончилась бы за два месяца, все бы просто развалилось, армией надо уметь руководить.

Конечно, они так и говорят: а пусть Кадыров воюет – чего вы ждете от нас? Они знают, что выиграть не получится. Они военные, они с карандашом сидят считают: сколько танков, сколько орудий, сколько «хаймарсов», сколько РСЗО. Они не понимают соотношение сил и средств? Я не верю в это. Понимая все это и понимая, что их сделают виновными во всем – и в военных преступлениях, и в поражении, и в гибели этих мобилизованных, которых уже начали пачками привозить. То есть пока что в Россию уже пошли похоронки на мобилизованных. Я сегодня прочитал на РИА-новости, что где-то, кажется в Челябинской области, выступил губернатор, сказал: пятерых привезли в одну деревню. Пятерых! В одну деревню, из которой забрали из военкомата. А почему они так компактно пошли? То есть я предполагаю, что сейчас уже счет идет на сотни людей, погибших уж точно в этот мобилизационный призыв с 21 сентября. Кто будет за это отвечать? Мы уже догадываемся, что снова скажут: это военные, генералы, офицеры плохо воевали. А при чем тут Кадыров, при чем Путин? Никто не хочет нести на себе такое бремя, они хотят с себя это снять, сказать: ждите, если мы плохо воюем – сражайтесь сами. В каком-то смысле Лапин именно так и ответил: уйду, говорит, с автоматом, если Кадыров возглавит все это. Это такой слабый ответ, но это была попытка, типа, если кто-то считает, что может воевать лучше в таких условиях, когда такое происходит – поддержка союзниками Украины, техника, подготовка, по десять тысяч из Британии приезжают готовых пехотинцев, – так идите сражайтесь. Пусть Пригожин повоюет, эти все. Но ведь понятно: Путин не до такой степени идиот, чтобы не осознать, что непрофессионалы, возглавляющие армию, доведут ее до поражения еще быстрее. Это же понятно, что это не какой-то дилетант, взявшийся возглавить армию и победивший – такого не бывает вообще. Потому что это современная война. Даже эти хуже подготовленные российские генералы, которые, в отличие от натовских или теперь украинских, разбираются в этом, они для этого получали образование и имеют определенный опыт. А у этих что есть? Чем они занимались? Пригожин – он какой-нибудь военачальник? Нет. Поэтому Путин на это тоже не согласится, тем более, он понимает, что эти люди, Пригожин и Кадыров, ему нужны только как преторианцы, как псы.

Опричнина ему нужна. Путин, видимо, начинает понимать, что конвенционная войсковая война им проиграна. У него нет ничего, он может бросать людей на вентилятор войны, которые будут возвращаться в виде фарша в Челябинск, Норильск, в Москву, Ленинград, пока все это не разожжет внутренний огонь в самой России, который просто может испепелить Россию изнутри. Думаю, что Путин тоже это понимает, поэтому он поднимает ставки. Но, насколько я понимаю, Джозеф Байден его очень сильно осадил, в частности, речь идет о конкретном ответе со стороны Соединенных Штатов в случае использования неконвенционального, то есть тактического, ядерного оружия. Только что я общался с генералом Беном Ходжесом. И он ясно сказал: Соединенные Штаты будут вынуждены ответить. Он не раскрывал все детали, но мы понимаем, что речь идет о комплексном ответе. И вот здесь Путин находится в состоянии грогги.

Полагаю, Путин понимает все эти предупреждения. И неслучайно, когда до ноября осталось совсем мало, возникла инициатива Эрдогана (он, кстати, сегодня с Путиным встречался) о том, чтобы провести переговоры не с Киевом, поскольку Киев отказывается от каких-либо переговоров с Путиным, Зеленский даже решение издал, что СНБО запрещает вести переговоры. И плюс он сказал, что, конечно, будет вести переговоры, но с другим президентом, вот будет другой президент – мы будем с ним разговаривать. Я думаю, ставка теперь делается на договоренность с Западом, то есть с Байденом. Путин какое-то время, безусловно, отмораживался от таких разговоров, понимая, насколько серьезными будут к нему требования и как непросто будет уклоняться от этих договоренностей. Но сейчас он уже заинтересован в этих договоренностях. Он будет инициировать попытку договориться с Западом через Эрдогана, например это может быть встреча во время саммита Большой двадцатки на Бали или еще какой-нибудь повод встретиться с самим Байденом. Мне кажется, что конфигурация договоренностей выглядит так: оставьте мне то, что я забрал, 4 области, Крым понятно, тогда я готов обсуждать демилитаризацию и статус члена НАТО Украины. Скорее всего, переговорная позиция именно такова. Потому что тогда он уже сможет отложенный статус у НАТО требовать, еще что-то в таком же духе. Но 4 области оставьте, потому что если он освобождает их – а он уже объявил их территорией России, – то переброска всех этих проблем обратно в Россию становится реальностью, потому что закрепляет проигрыш.

Собственно, это была истерическая его реакция. Вы помните, как Путин спешил, – при всей логике сжег все мосты для выхода, сам для себя, и в отношениях с международным сообществом. Потому что никто не признает – это голосование в ООН показало, никто не признает, кроме пришибленного Лукашенко и еще нескольких сателлитов типа Никарагуа.

Конечно, показало, что он в изоляции и уровень его поддержки – это Ким Чен Ын, Лукашенко и братья Ортего. И это все, что у него есть, тот комплект, с которым он будет двигаться дальше, пока не помрет. Потому что представить себе, даже если с ним будут вести переговоры, хоть какой-то прогресс по отношению к нему, какие-то перемены, мол, он пошел на уступки, просит снять санкции – ничего такого не будет. Предметом переговоров уже не будут санкции или изменение отношения к нему, возвращение каких-либо институциональных отношений с Москвой. Зачем? Да, можно говорить о прекращении войны, можно – я думаю, Байден в этом заинтересован, – говорить о невозможности применения ядерного оружия. Путину будет сказано именно это: давай поставим точку в этой теме и больше ты о ядерном оружии не вспоминаешь никогда. А что тогда останется у Путина? Его предпоследней надеждой была мобилизация, что эта огромная масса людей, это биотопливо может остановить металл, эффективный, военный технологический металл, который передают западные союзники Украине. Но ведь по первым признакам мы видим, что пока это не дает эффекта и результата. Мы видим, что мобилизованные уже есть на Сватово, их там видят, они есть и на Юге. То есть они есть и на правом берегу Днепра и тоже, возможно, мы преждевременно об этом говорим, но пока не видим эффективного повышения качества войны для Москвы, для России благодаря этим мобилизованным. Мы этого не видим и понимаем, почему так происходит: потому что это не профессионалы, это обыватели, пришедшие буквально со своих работ, которые с войной не были связаны никоим образом. Кто из них проходил срочную службу и какую-то военно-учетную специальность получил – вообще не факт, что это поможет. Если вдруг Путин поймет, что мобилизация не дает результата, что мобилизация – предпоследнее исчерпанное средство – что тогда? Вот где для него тупик.

И этот тупик чрезвычайно кровавый, и мы понимаем как он хочет разыгрывать ситуацию: он будет пытаться сейчас кошмарить, истреблять наше гражданское население, чтобы пытаться выводить коллективный Запад на какие-то переговорные позиции. Никто на это не пойдет. Здесь мы понимаем, что, возможно, ключевым сценарием мог бы быть либо бунт генералов, например, если бы Патрушев решился на те или иные сценарии, либо закономерные внутрироссийские выступления солдатских матерей. Но ни того, ни другого мы пока не видим.

Честно говоря, я надеялся, что с начала мобилизации, возможно, не сразу, а с первыми труппами или значительным количеством похоронок и пакетов с трупами, возникнет определенная проблема с общественным мнением и вообще с населением. Потому что следующие, кто должен заменить погибших, должны законно возмутиться: минуточку вы скрывали реальные цифры погибших контрактников первые семь месяцев войны, но теперь их скрывать невозможно. А как их скрыть – там министерство обороны, там контрактники, там можно как-то изобразить, что это внутренние невзгоды, внутри ведомства какие-то цифры гуляют. 21 сентября сам Шойгу назвал цифру 5 930 человек, все посмеялись даже в России, кстати. Даже ватная среда сказала: зачем уж так врать? Потому что цифра в десять раз больше. А здесь скрывать будет гораздо труднее, потому что не министерству обороны эти люди принадлежат. Эти люди вырваны путем мобилизации, повестками и отправлены на фронт затыкать дыры, а они возвращаются в свои семьи либо в виде уведомления о смерти, либо трупом, который похоронят. Скрыть это будет гораздо сложнее. Поэтому возможно возмущение, например матерей, жен или детей, следующих мобилизованных, которые могут попасть под эту волну, потому что этот Молох будет пожирать и пожирать… Условно говоря, если сейчас, за какой-то доступный срок, скажем до Нового года, 20 тысяч погибнет мобилизованных, что очень реально, потому что 60 тысяч погибло перед этим – что тогда? Как должен чувствовать себя потенциальный мобилизованный следующей волны из какого-нибудь Пятигорска, 1-2-3-я категория? С какой стати он будет стремиться оказаться на фронте? То есть, в этих условиях настроения будут меняться резче. Возможно, это не приведет к каким-то уличным беспорядкам, но это может способствовать увеличению случаев дезертирства, уклонения, отказа выполнять закон о мобилизации или указ. И это может быть подхвачено кем-то из аппарата власти, кто может использовать этот бунт, артикулированный или неартикулированный, специально, чтобы сказать: смотрите, что наделали, население не хочет воевать, надо решать как-то иначе. А как решать помимо переговоров и попыток договориться с американцами, которые, по мнению Путина, должны заставить Киев, под угрозой прекращения поставок оружия, например, пойти на этот компромисс – оставить 4 области? Тем более что мы об этом слышим от Илона Маска до совершенно неожиданных фигур, которые начали такое предлагать. Это явная артикуляция общественного мнения, зондирование на этот счет. Но повторюсь: в ситуации войны, в нынешней ситуации представить себе, что Киев пойдет на это, абсолютно невозможно. Потому что за эти почти 8 месяцев столько потерь, столько всего, что даже представить себе такой компромисс могу только с большим трудом.