Путин обречен надеяться на эскалацию в войне, - профессор Орешкин

Кремль готовится к сценарию долгой войны. Сценарий непрост, он предусматривает ряд мер. Но в любом случае то, что сделал Путин, убрав Пригожина, свидетельствует, что он выходит на какую-то финишную прямую. Фашизация, или кристаллизация рейха, происходит прямо на глазах.

Начну с того, что долгая война, возможно, это эмпирическая данность. И это уже означает, что специальная военная операция не состоялась. Специальная военная операция – это блицкриг, выполняемый специально обученными людьми. И сам термин «операция» предполагает скальпель, то есть точечное влияние – быстренько захватить Киев, быстренько посадить там свою марионетку, и вот они, ручки, чистые. Не вышло. Вышла трудная, кровопролитная война, которой не бывало с 1945 года в Европе. Полмиллиона людей потерь, несколько миллионов беженцев – со всеми вытекающими последствиями. То есть война перешла в новое качество, скажем прямо, и Путин на это не рассчитывал, конечно. Хотя он продолжает делать молодецеватый вид и объясняет, что все по плану, - конечно, все по плану, мы так и думали.

В то же время путинское большинство в России, пытаясь не видеть очевидного, считает, что Путин защищает от агрессии Украины, стран НАТО и т.д. То есть в голове тут все навыворот у общественного мнения, и это одна из особенностей путинского режима. Работает эта версия до тех пор, пока есть победа на поле боя. В общем, это гитлеровская концепция, и немцы также аплодировали передними конечностями и ушами, особенно в 1940 году, когда была совершена скорая, именно в жанре блицкрига  или спецоперации, победа над Францией. Тогда Гитлера поддерживало абсолютное большинство. Потребовалось несколько лет войны, поражение и потом несколько лет промывки мозгов германскому народу, чтобы он увидел очевидное. Он не видел, поскольку не хотел видеть, Освенцим, Бухенвальд, Саласпилс и все остальное. Ему об этом не рассказывали, а он не хотел об этом знать.

Аналогичная ситуация с русским народом – он не хочет знать, что происходит в Украине. Он не хочет верить, что в Буче убивали мирных людей русские солдаты. Некоторые люди так и говорят: ну не могут русские солдаты это делать. Для того чтобы мысль перевернулась с головы на ноги в голове общественных и социальных структур, предстоит тяжелый, болезненный процесс, как правило, связанный с материальным поражением на поле боя.

То, что произошло в Пскове, – это лишь начало отрезвления. Да и отрезвления на самом деле нет, потому что реакция агрессивна: а нас за что?

А почему это Украина позволяет себе наносить удары по территории Пскова? Как это?

Как долго нужно для того, чтобы среднестатистический российский гражданин понял, что война – это по две стороны. Что не может быть война только в Украине, что война вернется на территорию России. Соответственно, как они будут действовать? У нас были два сценария: сценарий первой русско-чеченской войны и сценарий второй русско-чеченской войны. Во время первой русско-чеченской войны сработал, возможно, афганский синдром, когда поняли, что это нужно заканчивать. Вторая русско-чеченская война ознаменовалась Путиным: финализация, кристаллизация.

Если речь о коммуникативной памяти и времени ее переналадки, то я вообще на эту тему внимания не обращал бы. Потому что в путинской модели власти общественное мнение является не субъектом, а объектом. Не политическим субъектом, а политическим объектом. Им манипулируют, им заливают в мозг с помощью телевидения определенную картинку мира. И пока не изменится власть, не перестроится общественное мнение. Или этот процесс будет невыносимо долгим и будет измеряться месяцами, а возможно, и годами.

На самом деле, речь об устойчивости путинского режима касается только настроения элит. Элиты, во-первых, лучше информированы, во-вторых, обладают навыками самостоятельного анализа информации просто потому, что они вынуждены принимать решения и в мирные времена, и в военные, и быть ответственными за эти решения. Вот там может быть переосмысление, оно уже происходит на самом деле, и мы видим некоторые опосредованные признаки: кто-то уезжает, кто-то, как Волож, вдруг объявляет себя казахстанским бизнесменом и отказывается от российских корней. Это элитные граждане и это плохие признаки для Путина.

Патрушев, Нарышкин и Медведев демонстрируют противоположный сценарий, такое впечатление, что там нужно вызвать специалистов соответствующего профиля.

Это так, но дело в том, что Патрушев, Медведев и еще кто-то – это не все путинские элиты, это лишь турбопатриотическая часть. Да, они оказывают очень высокое влияние, но они умеют брать деньги в тумбочке. Они не думают и не умеют думать, откуда в тумбочке появляются деньги. А деньги нужны, чтобы платить солдатам, чтобы покупать оружие. Уже треть российского бюджета из 30 триллионов рублей, примерно 10 уходит на войну. Так долго продолжаться не может, очевидно, условия жизни будут ухудшаться – и у населения, и у тех же элит.

Итак, среди элит происходит скрытое ворчание и разочарование, причем с обеих сторон. Понятно, что те люди, которые хотели бы видеть Россию европейски ориентированной страной, загнаны под лавку, они молчат, они запуганы и выполняют приказы, которые им дает Путин.

Но сейчас основной угрозой для Путина являются именно турбопатриоты - условно говоря, люди пригожинско-гиркинского плана, которые выдвигают Путину претензии в том, что воюет плохо. Давно, мол, нужно было Украину победить, давно нужно было поднять триколор над Киевом, а Путин слабак – вот что самое интересное. И потому теперь путинские репрессии будут бить именно по турбопатриотической общественности. И в этом смысле именно элиты переживают разрыв шаблона.

Поэтому, отвечая на ваш вопрос, по моему мнению, в зависимости от успехов Украины в нанесении ударов, в частности, по российской территории, и в пробивании коридора к Азовскому морю, в зависимости от этих ударов осознание элитами путинского тупика будет происходить быстрее или медленнее. Чем быстрее, больше и эффективнее будут действовать ВСУ, тем быстрее происходит надлом, разочарование и формирование претензий к Путину со стороны российских элит.

А что касается мнения общественности, то она сидит с открытым ртом у телевизора и вообще не понимает, что происходит.

После убийства Пригожина, Уткина и еще нескольких активных деятелей потенциальной путинской опричнины Путин выходит на какой-то другой, возможно, для себя индивидуальный сценарий.

Речь идет о том, что Путин, да, создал этот класс опричников. А теперь этот класс опричников, янычар или персональной гвардии, называйте как угодно, является для него угрозой. Потому что у него логика проста: он должен контролировать власть. Если он власть не контролирует, он слаб, наг и нищ, - с ним можно сделать что угодно. Это его ночной кошмар – Путин без власти. В отличие от Ельцина, который не побоялся с властью расстаться, Путин не может этого сделать по психофизиологическим причинам. С точки зрения стороннего наблюдателя, конечно он проиграл, конечно он убийца. Теперь ясно, что он убийца Пригожина. Конечно, он убийца-трус, убил из-за страха. Конечно, он сначала произнес слова о мятеже, ударе в спину, предательстве, а потом начал договариваться с этим Пригожиным, проявив некоторую слабость – конечно, происходит расщепление сознания у путинского большинства. Но он контролирует всю свою свиту, это правда. Хотя они и скрипят, и злятся, ворчат и между собой перемигиваются, но никто из них не решается сказать о том, что дедушку пора уже заменить. В отличие от Пригожина, решившегося это сказать.

Итак, я считаю, Путин сохранил власть, потерял несколько серьезных пунктов поддержки этого самого турбопатриотического сообщества, которое этого не артикулирует, потому что ему сейчас ничего не остается, как поддерживать Путина. Оно понимает, что он сейчас плохонький и слабоватый, и Гиркин об этом даже кричит.

Но персонажи, реально имеющие властные ресурсы, - генералы, путинские чекисты, путинские олигархи предпочитают молчать, потому что цена вопроса слишком велика.

Но внутри себя они осознают, что пик путинской власти пройден, они не видят альтернативы, не знают, что делать, ожидают подсказки, переглядываются и подмигивают. Но если их спросить, они, конечно, будут отвечать: «полностью поддерживаю и разделяю», «все идет по плану», «все правильно». Таким образом еще несколько месяцев пройдет, пока один из них решится как-то артикулировать. И чем больше будет прилетов, аналогичных псковскому, тем быстрее будет продвигаться осознание среди верхушки.

Чтобы транзит был успешен, нужна фигура, на которую они могли бы поставить. Но из-за институциональных процедур скорее всего возглавить транзит должен Мишустин, премьер-министр, который в случае чего, когда вождь встречается с табакеркой, должен возглавить государство российское.

Знаете, это главная проблема, над которой я сейчас пытаюсь размышлять. Путин уничтожил доверие к государственным институтам. В этом смысле российское государство деградировало до уровня власти вождя: есть один начальник – вождь, являющийся источником и законодательной, и исполнительной, и военной, и идеологической, и любой вообще власти в этой стране.

«Один народ, один вождь»

Именно так. Это деградация, и поэтому упомянутая персона Мишустина смысла уже не имеет. Да, есть Конституция, где написано, что в случае смерти президента, или его недееспособности, или ухода президента его функции выполняет премьер, который в течение трех месяцев готовит выборы, а тогда на выборах определяется следующая персона президента, абсолютно нормальна для правового государства.

Но Россия, благодаря Путину, давно уже не правовое государство. Именно поэтому с Пригожиным пришлось «по понятиям» договариваться и валить его уже потом, когда он был оторван от непосредственной силовой поддержки.

Таким образом, все путинские генералы прекрасно понимают, что Конституция ничего не стоит.

Здесь не нужно сложного сценария, сложного водевиля а-ля пригожинского – подобные вещи аппаратчики еще с советских времен, а возможно, еще и раньше, с 18 века, решали гораздо более коротким путем.

Представьте себя на месте любого из этих генералов. Завалить – это даже не полдела, треть дела. Важно, чтобы потом тебя не завалили, и важно удержать эту власть. Можно прорваться в царский покой с табакеркой или шелковым шарфом. Но если не договоришься с другими силовиками, то обнаружишь себя в кремле в окружении золотовской росгвардии, которая тебя благополучно порешит и приберет власть к рукам. Нужно ли это какому-нибудь генералу? Нет не нужно. Соответственно, перед тем как убивать, нужно обеспечить себе силовую поддержку, договориться – Шойгу с Золотовым, Шойгу с неким Суровикиным, искренним врагом Шойгу, или с Бортниковым, или еще с каким-нибудь Кадыровым. А это сопровождается процессом утечки информации, а путинская власть основывается на том, что все доносят о каждом. Все эти генералы смотрят друг на друга, как на врагов. Да, есть люди, которым они лично доверяют, но осознают, что среди этих людей вполне могут быть агенты других силовых структур.

Путин выстроил систему взаимного сдерживания и противовесов, где все доносят на всех. Путин после пригожинского мятежа отдал тяжелую технику – кому? – Золотову, которому он персонально доверяет. Ничего так: внутренние войска, или росгвардия, с тяжелой техникой. Зачем? Чтобы ответить в случае чего военному мятежу. Не граждан они будут останавливать тяжелой техникой, это понятно, а вот других вояк.

Поэтому я и говорю – да, генералы понимают: надо что-то делать. Но как только кто-то из них попытается что-то организовать, то закончит, как Пригожин. По крайней мере, такой вариант они просчитывают.

Пригожинские переговоры, конечно, были известны чекистам – если уж в США знали, что Пригожин к этому готовится, то на Лубянке тем более. Поэтому они работали с Суровикиным, поэтому Суровикин в день мятежа отказался присоединяться. Возможно, теперь пожалел, потому что имел тогда шанс сохранить влияние, а сейчас он ничтожен и это в лучшем случае.

Регулярно изучая эпистолярию Медведева, я наткнулся там на довольно беспокойный момент: речь идет о формировании нападения на Украину как экзистенциальной войне Кремля. Их ключевая задача соответствующая: продавать это военнообязанным гражданам России, а нападение на Украину – как необходимость для выживания. Это означает, что они будут продавать это как отечественную войну.

Ничего удивительного, Медведев давно пытается презентовать эту войну как отечественную. А не выходит, потому что войну воспринимают, как хоккей по телевизору. Вся путинская пропаганда базировалась на том, что, мол, вас это не касается, вы живете хорошо, ребята, зарплата у вас даже повысилась, потому что больше стали платить тем, кого у вас забрали в армию, жизнь налаживается, поднялись с колен – одним словом, смотрите телевизор, пейте пиво.

А отечественная война – это когда напали на нас. Медведев виртуально пытается изобразить отечественную войну. А на практике путинское большинство отстранено. Мало того – как только она почувствует вред собственной шкуре, начнет проявлять недовольство. Пока это римский плебс, требующий хлеба и зрелищ. Путин дает и хлеб, и зрелища. Для них украинская война – зрелище.

А вот когда эта война, кровище, вылезает из телевизора в твою персональную жизнь, это они считают нарушением правил. В псковских пабликах после удара по псковскому аэродрому преобладали, как мне показалось (я ходил тогда смотреть), реакции удивления и обиды – «нас-то за что?». Война где-то, это их дело, НАТО, еще кто-то, а мы здесь при чем? Почему по Пскову – это ведь не по правилам! Мы должны были победить, к тому же, ничем за это не заплатив. Такой странный нарратив живет в голове путинского большинства.

Медведев рассказывает им об отечественной войне. Нет, пока не вторгнутся в пределы России и не дойдут до Воронежа или Москвы, идея отечественной войны будет мертвой.

Ни одна отечественная война не имеет отклика, Медведев зря так много распространяется на эту тему последние полтора года. У него нет карт в этой политической игре, он только говорящая голова и пытается значимость свою поднять, говоря как можно громче и как можно агрессивнее. Он на самом деле пустое место, у него не осталось политического ресурса – весь политический ресурс в руках Путина. Поэтому жалость берет на Медведева смотреть, и Путин на него так смотрит: маленькая собачка до старости щенок, пусть бежит впереди паровоза и лает погромче. Вот и вся история.

Если брать ближайший квартал, ваше видение: Путин будет поднимать градус эскалации или, наоборот, будет пытаться удерживать его по крайней мере на этом уровне с целью, возможно, выходить на какие-нибудь переговорные позиции?

Мне кажется, что Путин уже вступил в ту зону, где он лишился свободы выбора. Он выбрал траекторию, эта траектория завела его в тупик, и он теперь просто обречен надеяться на эскалацию. Совершенно не исключено, что по закрытым каналам он будет зондировать почву, думать, как ему отступить. Он не дурак, понимает, что сценарий пошел не так, как нужно.

Поэтому в реальной практике он будет запугивать Запад, прежде всего, нанося все более кровавые удары Украине, потому что ему нужно показать победу, а по ночам с ужасом будет думать о том, что победы нет.

Соответственно, пожалуй, какой-то части своих игроков поручает или они сами начинают искать варианты выхода из этой кризисной ситуации с победным выражением лица. Это очень важно – с победным выражением лица. Пока он не почувствует возможности выхода с этим победным выражением лица, он будет рисовать это победное выражение по телевизору. Собственно говоря, истерическая «победоносная», или «победбесная», риторика в СМИ в последние дни, мне кажется, усилилась, вопли Медведева об этом свидетельствуют.

Путин обречен, мне кажется, в ближайшие недели или месяцы усиливать из последних сил военную составляющую. Но при этом в ночных кошмарах он, обливаясь холодным потом, размышляет, как из этой ситуации выбраться, если Украина не испугается и если Запад не испугается. Надежды на то, что испугаются, все слабее и призрачнее, но надеяться больше не на что. Итак, мой ответ – эскалация.