Невозвращенцы

Он преподаватель вуза из оккупированной части Запорожья, но жил то ли в райцентре, то ли в селе при райцентре, я так и не понял. Может, он свой райцентр считает селом. Словом, подробнее об этом он не хотел, но на работу все равно ездил в Запорожье, хотя в ковидный карантин работал преимущественно дистанционно.

Он украиноязычный и, можно сказать, украинский патриот. Может, потому и следил за новостями и успел уехать оттуда еще в первый день полномасштабного российского вторжения. 24 февраля быстро собрался и выехал на собственном авто вместе с женой и тремя детьми, и родителей своих не забыл, потому что из истории знал, что российские оккупанты не жалеют и тех, кто воспитывал украинских патриотов. Но то ли не все они влезли в одну машину, то ли родители уехали позже, я тоже этот момент пропустил, а Алексей слишком не детализировал. Потом они пробовали жить в нескольких городах на западе Украины, пока не оказались в Тернополе, говорит, что здесь им больше всего понравилось. Теперь снимают квартиру отдельно для себя, отдельно для родителей, а Алексей продолжает работать дистанционно в своем вузе, еще и подрабатывает в другом, а также дистанционно.

Читайте также: Восток и запад вместе

Они пробовали жить в нескольких городах на западе Украины, пока не оказались в Тернополе, говорит, что здесь им больше всего понравилось. Теперь снимают квартиру отдельно для себя, отдельно для родителей, а Алексей продолжает работать дистанционно в своем вузе, еще и подрабатывает в другом, а также дистанционно.

– Вот только теща осталась там, – признается. – Но она русская, – корчит гримасу, видно, и до войны с ней было не все просто.

Вздыхает сокрушенно, что сейчас в оккупации и цыплят выращивает, и клубнику, но каждый раз плачет, когда удается с ней поговорить, что не может их этой клубникой угостить.

– Иногда вайбер пробивает, – еще объясняет канал связи Алексей и добавляет, что сейчас в его доме поселились эфэсбэшники, и что теща им ключи отдала, и спят даже на детских кроватях.

А еще вспоминает о своем куме, который также остался в оккупации и который к тому же священник из церкви Московского патриархата.

– А другой церкви у нас и не было, – будто бы оправдывается.

О куме он рассказывает охотнее, чем о теще. И что тот из Закарпатья, и что украиноязычный, и что до войны даже обещал ему перейти в ПЦУ. А когда пришли россияне, то тот кум забрал из его дома наиболее ценные вещи "на хранение" и теперь ходит править службу для оккупантов.

Читайте также: Когда война закончится?

Конечно, можно было Алексею и посочувствовать по поводу кума и как поверившему московскому попу, пусть даже и уроженцу Закарпатья. Но с другой стороны, там, в приазовских степях, украиноязычных кандидатов на кума у него вряд ли был большой выбор... Хотя, может, я и ошибаюсь.

Когда, наконец, мы заговорили о будущем украинском наступлении и освобождении Приазовья и других оккупированных территорий, мой собеседник сказал, что освобождение – это прекрасно, но возвращаться и жить в доме после оккупантов он не будет.

Однако когда, наконец, мы заговорили о будущем украинском наступлении и освобождении Приазовья и других оккупированных территорий, мой собеседник сказал, что освобождение – это прекрасно, но возвращаться и жить в доме после оккупантов он не будет. Они с женой уже решили и после Победы остаться в нашем городе и, может быть, и родители тоже.

– Поехать разве, чтобы забрать вещи... Ну, и еще сказать куму все, что о нем думаю!.. – бросает на прощание Алексей и мне только остается пожелать ему успеха.

Специально для Еспресо.

Об авторе: Александр Вильчинский, писатель, журналист. В 2016-2017 гг. был добровольцем и воевал рядовым бойцом в составе 1-й отдельной штурмовой роты ДУК ПС.

Редакция не всегда разделяет мнения, высказанные авторами блогов.