Наш дом накрыло "Градами" – мой сын погиб сразу, я проверила его зрачки фонариком – они не реагировали. Ксения рассказала Еспресо свою историю бегства из Мариуполя

Ксения, расскажите, пожалуйста, вы сами родились в Мариуполе? Верно?

Нет, я родилась в Одессе, где жила до двух лет, а потом родители переехали в Мариуполь, где я прожила всю жизнь. Со мной жили мама, отец, муж, сын, сестра, ее муж и дочь. Вся наша семья прожила в Мариуполе всю жизнь.
24 февраля в 5 утра меня разбудил сын и сказал, что "началось!" Он говорил, что нужно брать чемоданы и куда-то уезжать. Также перезвонил муж, который был в Польше в то время и сказал – "бери сына и бегом ко мне". К тому времени я понимала, что нужно куда-то ехать, но я не понимала куда, потому что война пришла на всю территорию Украины и я просто не знала в какую сторону ехать. Поэтому я сказала мужу, что у меня есть мама, которая никуда не уедет. Мы собрали вещи и поехали в центр города, считая, что там безопаснее.

Как дальше разворачивались события?

В дом моей мамы приехала сестра с семьей, и мы все вместе жили какое-то время. 2 марта нам отключили связь, Интернет и свет, а в несколько последующих дней у нас пропал газ и вода. Мы не могли ни отапливать дом, ни приготовить еду.

А что происходило в эти 6 дней, пока все не пропало? К вам кто-нибудь приходил? Вы видели боевые действия? Город бомбили?

Мы не видели, но слышали выстрелы и взрывы, к тому же по всем направлениям. Мы не могли понять, что происходит, потому что была определенная информационная блокада, но мы знали, что Мариуполь уже наполовину окружен. А выстрелы с каждым днем становились все ближе и ближе. Мы были настроены на выезд из города и ждали официальной эвакуации. Официального  зеленого коридора, поскольку мы не понимали, в какую сторону ехать и насколько это безопасно. У нас были сложены все чемоданы и подготовленные автомобили, но мы не могли уехать. Нас просто бросили. Всех нас мариупольцев бросили.

Мариуполь с первых дней был окружен и никого не вывозили официально? Люди могли уехать только самостоятельно?

Да, люди могли выезжать только самостоятельно, на свой риск. Мы ждали эвакуации автобусами, а ее не было! То есть спасение утопающих было дело рук самих утопающих. И когда мы поняли, что нельзя ждать и нужно куда-то ехать, то был такой обстрел, что нельзя было выйти из дома. Нас обстреливали всем, чем можно. В ход шли танки, ракеты, "Грады", ТОСы (тяжелая огнеметная система. - ред.) "Солнцепек" и "Буратино" и все что у них было, кроме разве что ядерного оружия. Сначала мы хоронили в подвале, даже не в классическом подвале, а в погребе – небольшой яме в гараже. Мы прятались, когда звучали сирены воздушной тревоги, но они звучали ровно два дня. А потом они стихли и нас бомбили молча. Мы не знали, когда прятаться, но все время слышали взрывы. Наш дом был в километре от роддома. Когда на роддом сбросили бомбу, то меня ударной волной отбросило.

В то время мы были в полной информационной и гуманитарной блокаде. В городе не работала ни одна аптека или магазин. Не было даже подвоза питьевой воды.

Сколько вы так сидели в доме и что происходило?

Под постоянными обстрелами мы сидели до 11 марта. За это время мы пытались поймать хоть какую-нибудь радио волну, чтобы получить информацию. Но мы ловили только волны "ДНР", а украинские каналы глушили. Все, что мы узнали, что на уровне президента идут переговоры о зеленом коридоре для жителей Мариуполя. Из "ДНР" передавали, что когда идут переговоры, должно быть время прекращения огня, но как раз в то время нас начинали бомбить еще больше.

11 марта наш дом накрыло "Градами". Мне досталось меньше всех, потому что я была в комнате, а они были на кухне. У меня было только одно осколочное ранение и ожоги, а также контузия. Я была единственной из семьи, кто мог передвигаться. Мой сын погиб сразу… У меня был фонарик в кармане и проверила его зрачки. Они не реагировали. После того, как я поняла, что не могу ему помочь, я проверила всех и начала думать кого я могу спасти из семьи. Мама лежала без сознания, муж сестры лежал и хрипел у него была пробита грудь в нескольких местах. Моя племянница, которой 14 лет кричала, что ей больно и просила воды. Она была вся в крови и я не знала, где у нее ранения такая же ситуация была с моей сестрой. Я проверила реакцию зрачков мамы и поняла, что она жива. Я пыталась привести ее в чувство. Она дышала, но имела два ранения: дыру на шее и мощное кровотечение из ноги. Кровотечение я остановила поясом. Племянницу я оттащила в глубину дома. Прибежали соседи, помогшие занести сестру. И я не знаю откуда, но появился украинский военный, который был один. Было очень странно, потому что мы не понимали, откуда он, да еще один. Он помог нам. Он схватил маму и попросил у соседа машину. Под постоянным обстрелом он перенес всех живых родственников в машину и отвез нас в 3-ю городскую больницу.

А сына вы забрали в больницу? Вы его осматривали?

Нет, забрали только тех, кто был жив. Мой сын и муж сестры остались лежать дома. Уже прошло 40 суток от их смерти, и я до сих пор не знаю, были ли они похоронены. Я знаю, что в мой дом было еще несколько прилетов и он сгорел. Может, они сгорели там… Может, их кто-то похоронил. А возможно, их сожгли орки в крематориях, которые они привезли, чтобы скрыть свои военные преступления. На сегодняшний день власти дают информацию по Мариуполю – 22 тыс. погибших, но я там была и видела, убитых гораздо больше. Официальную цифру нужно умножить как минимум на 10. Пока не разобраны завалы в подвалах. Сколько там похоронено, вам никто не скажет. Социальные сети жителей Мариуполя, смогших выжить сейчас превратились в сплошную траурную ленту. Мы понимаем, что все пропавшие без вести люди, скорее всего, уже не живы. Там был ад на земле, и мне очень жаль, что украинские власти замалчивают эту трагедию.

Что происходило в больнице?

В больнице было очень много раненых. Люди умирали у меня на глазах. Не хватало медицинского персонала, потому что часть просто сбежала и сидела в своих домах. Племянница 3 дня провела в реанимации и мы не знали выживет ли она. На моих глазах реанимировали мою маму, оказали помощь сестре. До меня очередь дошла не скоро, хотя я тоже была ранена. В больнице были очень тяжелые условия. Тоже не было света, не было воды, даже чтобы вымыть руки от крови. Вода была для питья. Трое моих родных были в лежачем состоянии, а мне, несмотря на контузию, нужно было о них заботиться. И не только о них, но и о других пациентах.

Я даже приняла роды у 20-летней девочки, у которой были перебиты обе ноги. Она была на 39-й неделе беременности. У нее начались роды, а врачей не хватало. Люди умирали в коридорах. В этих коридорах был такой ад… лежали люди, отдельно лежали руки, ноги, лежали головы отдельно. Люди не могли похоронить родных, потому что не было возможности выйти на улицу. В больнице не было еды, была только вода. И для того чтобы накормить детей, лежавших в реанимации, мы под обстрелом бегали в разбомбленный роддом и пытались найти детскую смесь, которой кормят младенцев. Мы ее находили, разводили и только так могли покормить детей.

Я с мамой пробыли в больнице 4 дня, а потом нас попросили перейти в бомбоубежище, потому что не было места. Сестра с племянницей осталась в больнице. Через несколько дней эту единственную в городе работающую больницу также разбомбили… И мы не знали, что произошло с родными… С 14 марта мы потеряли связь с ними, а они с нами.

Когда волонтер нас вез из больницы, спросил куда нас везти – в драмтеатр или в филармонию. Я сказала, что в филармонию, а через несколько дней драмтеатр разбомбили. С 15 по 26 марта и больница, и драмтеатр, и филармония, и другие находившиеся в центральной части города здания оказались на линии фронта. С одной стороны стреляли оккупанты, а с другой ВСУ, а мы были между двумя огнями. Мы 16 суток не видели неба. На первом этаже был туалет, но мы не могли туда подняться, столь интенсивный был огонь. Поэтому для этих целей у нас были ведра… И уже не важно было мужчина ты или женщина. Там ты терял человеческий облик. Мы были грязные как свиньи. Мы воняли, потому что не могли помыться. Спали где придется, были постоянно голодные и хотели пить. С потолка на нас сыпалась штукатурка и куски бетона. В подвале филармонии совсем не было медикаментов, ели мы раз в день, хорошо хоть вода была.

В этой ситуации на 10-й день некоторые люди начали терять рассудок. Это был ужас. Я теперь знаю, что такое массовая паника.

Много там было людей?

На тот момент, когда мы туда пришло было 260 человек. И было очень много детей, наверное, где-то 60. Самому маленькому  было 2 месяца, а самому старшему 8 лет. Еще было несколько подростков, но это тоже дети.

Чем же их кормили?

В основном мы ели пельмени. Иногда был суп, а однажды это был борщ. Сначала люди готовили во дворе филармонии, но обстрелы были очень сильны, поэтому перешли готовить на второй этаж здания. Света и электричества, конечно, не было. И мы делали лампадки. Наливали масло на тарелку, скручивали ткань и поджигали, чтобы она горела долго. Свечи тоже были, но их было мало и они закончились на 3-й день. У меня был фонарик и этот фонарик спас меня. Это был фонарик моего отца, умершего незадолго до войны.

Я видела смерть многих людей, в том числе детей. То, что ты можешь погибнуть в любую секунду, порождает в тебе животный ужас, от которого стынет кровь в жилах. Понимаешь, что под этими обстрелами в подвале можно остаться навсегда и никто не будет знать где ты и что с тобой. Я очень не хотела так умереть. Я просила Бога – "Господи, только не так. Я не хочу в этой яме, не помытой, с грязными волосами, так погибнуть. Дай мне просто увидеть солнце и небо".

Но ведь мы слышим, что украинские военные очень помогают. Люди рассказывают, что им нечего было есть, если бы не военные.

Наши военные, это наши ангелы. И люди говорят правду, военные очень помогают, но их ресурсы очень ограничены. То, что они в этом аду до сих пор держат Мариуполь, должно войти в учебники мировой истории.

И сколько вы были в этом подвале?

16 суток. Когда я видела, что заканчивается вода и еда, а у людей сносит крышу, то поняла, что нужно выходить любой ценой. Мы собрали группу людей из 15 человек. Мы собрались и вышли пешком под "Грады". Маму я несла на себе. Мы пошли в сторону моря, потому что знали, что там более тихий район. Один мужчина, искал свою маму, пришел к нам и рассказал эту информацию. Мы планировали выйти к морю и направиться на запад в направлении маленького курортного городка Мелекино. Когда мы выходили, то проходили мимо моей бывшей квартиры, а возле нее был гараж. Я побежала туда и увидела, что он цел. И моя машина завелась благодаря тому, что раньше мой сын зарядил аккумулятор. И этим он спас нас. На этой машине я увезла маму и взяла еще несколько женщин и детей. Когда мы приехали в Мелекино, оказались в "ДНР". Мы не знали, что так получится. Не было никакой информации, что там теперь "ДНР".

Был ли там пропускной пункт?

Да, целых 4 КПП. Они проверили документы, но ничего плохого они нам не сделали, я имею в виду эти люди на КПП. Ибо вообще то, что они сделали с городом – это… мир должен об этом знать. Я не знаю, сколько осталось живых мариупольцев. Я не знаю, как нам удалось выбраться. Я еще два раза возвращалась за людьми, потому что не могла их оставить. И это было чудо, что я выбралась и выжила. Я верю, что мне с неба помогал мой сын. Было очень страшно проезжать эти блокпосты. Я понимала, что если они как-нибудь пробьют меня по базе данных, то меня либо расстреляют на месте, либо будут держать в заложниках и менять на кого-то. В мирное время я работала в организации, занимавшейся гуманитарным разминированием. В России эта организация официально признана террористической после конфликта в Грузии. Это международная гуманитарная миссия, которая называется Halo Trast. Организация делает очень важную работу для людей, живших на линии разграничения. Мы разминировали поля, ведь когда поля заминированы, люди не могут обрабатывать и что-то выращивать. Также я работаю в международной гуманитарной миссии. Если бы на блок-посту это бы узнали, то меня бы взяли в заложники, чтобы обменять на кого-то. Понимая это все, я все равно очень хотела в Украину, потому что жить… не то чтобы жить, но оставаться под ними я не смогу.

Когда вы попали в Мелекино, какая там была ситуация?

Ситуация была такой, что если у тебя были какие-то наличные деньги, то тебе очень повезло, а если деньги были на карточке, то это твои проблемы где тебе жить и что тебе есть. Пакет гречки стоил 180 грн. Днровцы размещали беженцев из Мариуполя в школе. Но эта школа была полна и потому люди должны искать себе жилье самостоятельно. Мы каждый день ходили на берег моря и смотрели, как горит наш город. Он был  чёрным. Мы видели, как город обстреливали с кораблей, как летают туда самолеты. Мы слышали, как сбрасывали бомбы и как обстреливали из "градов" и ТОСов - это очень страшное оружие. Мы там были фактически в гетто – не могли никуда уехать и ни с кем связаться. Через 2 дня Мариуполь закрыли на въезд и мы не могли поехать в город, чтобы похоронить своих близких. И сейчас все мариупольцы, которые были в приморских селах и ждали возможности, чтобы уехать в город и похоронить родных или привезти хлеб и воду, оказались в заложниках.

А как вы из Мелекино смогли выбраться на подконтрольную Украине территорию?

Я сначала приняла решение, что буду оставаться на территории Мелекино, с тем чтобы по возможности поехать в Мариуполь и похоронить своего сына и попытаться найти сестру и племянницу. Потому что я не знала живы они или нет. Мы ездили по больницам и показывали их фотографии, пытались поймать любой сигнал. И в одном из сел нам удалось поймать слабый сигнал "Укртелекома" и нам пришло смс-сообщение о том, что моя племянница сменила номер телефона на днровского оператора "Феникс". И я поняла, что они живы. Мне удалось раздобыть карточку "Феникса" и перезвонить племяннице. Она рассказала, что все это время они были в больнице до 17 марта, когда в больницу прилетели ракеты. После того их на грузовике вывезли в единственную работавшую больницу, и она была под контролем "ДНР". А потом их принудительно вывезли в Донецк без документов.

То есть, их удерживают как заложников и уехать они не могут?

Не могут…

А как вы вернулись в Украину?

Это был ужас, но я понимала, что нужно уезжать, потому что меня тоже закроют. Я взяла маму и еще одну женщину с ребенком. И мы поехали на свой страх и риск, потому что не знали доедем или нет. Мы проехали 28 блок-постов. На блок-постах проверяют все гаджеты, все фотографии и переписки. Мы проехали чудом. Мы ехали по маршруту Мелекино-Мангуш-Розовка-Бильмак-Роды-Орехов-Запорожье. Территория между Родами и Ореховом полностью заминирована с обеих сторон, как обочины так и отдельные участки дороги. Постоянно идет обстрел. На дороге стоят расстрелянные машины, был один взорванный автобус. Ты просто едешь и молишься, потому что некуда спрятаться. Надо просто ехать и надеяться. Я очень просила сына, чтобы он мне помог. Я знала, что теперь он мой ангел. Первый украинский блокпост был в Орехове. Все люди, которые проезжают первый украинский блок пост – плачут. И мужчины, и женщины. И я плакала, потому что это была большая радость, что мы смогли прорваться и выжить.

Какие у вас планы, что делать?

Я не знаю, как жить без моего сына. Мне нужно пройти реабилитацию, ведь у меня есть ранение и контузия. У меня большие проблемы со здоровьем как физическим так и психическим, с нервами, после всего того через что мне пришлось пройти. Все выжившие мы все изуродованы. Нам всем лечить нервы, голову и душу до конца наших дней. То, что видели мы, через что мы прошли – это невозможно в 21 веке, в европейской стране бросить полмиллионный город на убой.

После реабилитации, когда я буду дееспособна, скажем так, то планирую делать все, что я умею, и все, что я могу сделать, чтобы помогать моей стране, моим братьям и сестрам. Буду волонтерить, буду переводить какие-то статьи для иностранных изданий, потому что мир должен знать, что происходит в Украине.