"...на круги своя?"

Я раньше не высказывалась по поводу закона о повышении наказаний для военнослужащих по одной простой причине - мало теоретических знаний и полное отсутствие практического опыта. Но в какой-то момент, когда градус дискуссии в соцсети начал "зашкаливать", все-таки принялась читать первоисточник, то есть сам закон. И благодаря этой нехитрой операции поняла, почему в фокусе ожесточенных дискуссий оказались именно норма о фактической отмене смягчающих обстоятельств и возможность осуждения на условный срок за такие проступки, как оставление позиции, дезертирство, невыполнение приказа и т.п.

Сразу оговорюсь - ни в коем случае не берусь оценивать все это с точки зрения права или современных армейских реалий, здесь лучше меня скажут соответствующие специалисты. Меня интересует исключительно то, что говорят участники процесса, назовем это так, оживленной дискуссии, и то, как оно связано с нашей историей.

Каждый исследователь Гетманского государства знает, что едва ли не основной головной болью каждого гетмана были запорожцы, которые отличались полной политической наивностью, пренебрежением к "городовым" и подозрительностью по отношению к старшине, непредсказуемостью, тяготением к безусловному эгалитаризму и редкой остроумием.

Так вот, в этом контексте после прочтения закона, а затем нескольких жарких дискуссий в соцсетях на эту тему, где выступали и офицеры, и солдаты, в моей голове всплыла весьма интересная ассоциация. Очень мне захотелось дорисовать генералам Шаптале или Залужному по булаве, которой те бьют в лоб первого попавшегося воина, который попал им под руку. А еще можно переодеть их в гетманский кунтуш, добавить джуру с бунчуком и все остальные регалии. Потому что в целом за литанией из строгих норм и ужесточения наказаний четко читалось: "Да холера бы вас побрала, такие-сякие дети, угомонитесь уже наконец!". Для сравнения можете найти свидетельства об эпизодах, когда Богдан Хмельницкий чуть ли не с саблей бросается на старшин, а потом угощает их же, а иногда и всю казацкую раду бочонком водки со словами - "Дети мои! Напейтесь и меня не судите!".

Если перейти от личностей к процессам, то каждый исследователь Гетманского государства знает, что чуть ли не основной головной болью каждого гетмана были даже не отношения с Москвой или Речью Посполитой, а запорожцы. Те бравые отважные воины из низовьев Днепра, которые, кроме храбрости, отличались почти полной политической наивностью, пренебрежением к "городовым" и подозрительностью против старшины, непредсказуемостью, тяготением к безусловному эгалитаризму и исключительным остроумием. Смесь всех этих черт была способна сломать любой план - начиная с нивелированных походом Сирка на Крым результатов блестящей победы под Конотопом и заканчивая бунтом Петрика в 1690-х. Истинным бенефисом запорожской вольницы была агитация за Ивана Брюховецкого, апофеозом и финалом чего стала Черная рада 1663 года. Подытожить можно высказыванием моего приятеля: "Не было такого гетмана, которому бы казаки каждый год настроение не портили". На этом фоне выглядит исключением факт поддержки кошевым Костем Гордиенко выступления гетмана Мазепы.

И здесь уместно напомнить, что добровольцев сравнивают с Сечью чуть ли не с первых дней АТО, а еще стоит вспомнить, какой шорох в свое время поднялся в процессе вписывания добробатов в общевойсковую структуру.

Каждое большее казацкое восстание провоцировало появление немалого количества так называемых казаков, которые "брали саблю в руки и шли воевать", однако не каждый из них приспосабливался к военному делу и реалиям.

Возвращаясь к историческим ассоциациям - каждое большее казацкое восстание также провоцировало появление немалого количества так называемых покозаченных. Это были вчерашние мещане, крестьяне, спудеи, в общем всякий и разный люд, который на общей волне "брал саблю в руки и шел воевать". Вовсе не каждый из них был приспособлен к военному делу и реалиям - были между ними и любители легкого хлеба, и те, кого подхватил поток событий, и желающие "славы зажить", и просто буйные молодецкие головы в поиске приключений, и "солдаты удачи", и типы из-под темной звезды... Отношение к этой публике "старинных" казаков выразил полковник Павел Головацкий в 1649 году, прямым текстом посылая их всех "в поле делать". Интересно, сколько профессиональных командиров характеризуют "прекрасными" словами вчерашних теробороновцев просто, как состояние, не вдумываясь в их реальные способности и боевые возможности?

Все эти сравнения становятся еще более выразительными, если учесть, что уже и в соцсетях видно интересное распределение - поддерживают закон преимущественно командиры, а солдаты и сержантский состав преимущественно отмалчиваются, зато активно выступают против добровольцы, включая тех, кто в армии еще с 2014 года, и вплоть до "покозаченных" с февраля этого года. По крайней мере в моей зоне досягаемости это едва ли не единственное хоть немного внятное распределение.

Так что, все - офицеры хорошие, солдаты плохие, а добровольцы вообще кара небесная, расходимся? Нет, дорогие мои, тут только и начинается суть, - то взаимное недоразумение, которое сопровождает украинцев последние лет триста, и которое тоже несет свою долю вины за все наши поражения, и в который раз вылезло на свет Божий, на этот раз не узнанное никем.

Сочетание недостатка опыта и знаний с высокой мотивацией часто дает в итоге излишнюю "мудроватость" там, где не очень нужно, а в нашем индивидуалистическом обществе с кризисом доверия вообще рискует превратиться в хронический вялотекущий ход "черной рады".

Ведь история имеет способность рифмоваться. Уже упоминалось, что добровольцев с запорожцами не сравнил разве ленивый. Поэтому не будем делать вид, при полном уважении к их выбору, что все они - прирожденные рыцари без страха и упрека. Хватает там и скитальцев, и профессиональных искателей приключений, и вообще малоконтролируемых по своей натуре лиц. Что касается "покозаченных", то думаю, что тероборона и все эти толпы под военкоматами первых дней войны - это вполне подходящая аналогия. Там не все были ветеранами АТО, полиции и тому подобное. И не все имели хоть какой-то военный опыт. Правда, сочетание недостатка опыта и знаний с высокой мотивацией часто дает в итоге излишнюю "мудроватость" там, где не очень нужно, а в нашем индивидуалистическом обществе с кризисом доверия вообще рискует превратиться в хронический вялый ход "черной рады".

Все это легло на плечи профессиональным военным. И в какой-то момент они не выдержали соблазна, как в свое время заметил Валентин Мороз, стать в позу прусского фельдфебеля - тем более, что ситуация не оставляет ресурса для длительных дискуссий.

А ведь генералы с офицерами тоже прежде всего люди. Люди, которые всю свою профессиональную жизнь функционируют в замкнутой системе со специфическими законами и неписаными правилами. В этой системе демократия не предусмотрена просто by default, и новоприбывшим принято это объяснять сразу, круто и крайне прямолинейно.

К тому же, есть и непосредственные свидетельства того, что претензии к командирам время от времени все-таки имеют основания. Бывают и самодуры, и некомпетентные, бывают любители принципа "война все спишет", бывают желающие прикрывать свои "косяки" подчиненными и еще много всяких. Скажем так, среди профессиональных военных попадаются совсем непрофессиональные, есть и сторонники "творческого наследия" советских командиров. Вторая Мировая "последняя" не только в головах испуганного гражданского населения.

А "Вторая Мировая" в головах кадровых военных (как и управленцев государственного сектора) - это, по сути своей, реальность империи со строгой иерархической структурой. Той империи, которая подмяла под себя наш степной фронтир 250 лет назад. Насколько она уживалась с реальностью территорий, куда пришла, неплохо иллюстрирует судьба Запорожской Сечи.

Вместе с падением империи, на этот раз - окончательным, возвращается фронтир со всей его вольницей. А в ней все, называемое "прусским ригором" и "совком", не работает. В реалиях фронтира лучше всего работает инициатива и горизонтальная организация "на потребу дня".

Обратная связь такова, что вместе с падением империи, на этот раз - окончательным, возвращается фронтир со всей его вольницей. А в ней все, называемое "прусским ригором" и "совком", не работает. В реалиях фронтира - которые только и способны породить "народ-войско" - лучше всего работает инициатива и горизонтальная организация "на потребу дня". Как правило, люди, способные к этому, совершенно не вписываются в мир строгих правил и иерархии. А "прусская система" часто просто не успевает за изменением обстоятельств. Неосознанное наследие фронтира диктует несколько иные ожидания от командира. Любители "прусских" методов часто "подвисают" в той изменчивой обстановке. А "совок" - это вообще не об организации, а о переделке всего, чего можно, под идею, поэтому неудивительно, что живет он до первого кризиса и именно в армии окончательно окочурился в 2014 году.

История иногда очень практичный предмет. Потому что именно ее хвосты являются одной из причин, которая не дает спокойно обсудить текущие проблемы. "Хвост" первый - ресентимент. После потери Гетманщиной остатков самостоятельности Сечь и сечевая вольница стали объектом ресентимента. Окончательную форму ему придал ранний Шевченко своими балладами и поэмами. Впрочем, ресентимент имеет одно малозаметное, но очень весомое в последствиях свойство - он консервирует не только идеализированный образ, но и вполне реальные проблемы того времени. Последние ретушируются, тускнеют, сходят на маргинес. Всем, кто пытался подорвать казацкий миф, стала предостережением судьба Пантелеймона Кулиша. А историки "государственнической" школы, которые пытались с доказательной базой в руках хоть немного уравновесить мифологию казацкой вольницы, должны были годами доказывать, что они не предатели.

В художественной беллетристике у нас практически отсутствует образ офицера. Рядовой солдат - есть, высшее командование в лице гетмана или условные "комбриги" в лице полковников - есть, а вот "среднего звена", на котором обычно лежит львиная доля всего, что происходит в армии, - нет. Надеюсь, эта освободительная война существенно изменит наш литературный дискурс.

Интересный момент - в художественной беллетристике у нас практически нет образа офицера. Рядовой солдат - есть, высшее командование в лице гетмана или условные "комбриги" в лице полковников - есть, а вот "среднего звена", на котором обычно лежит львиная доля всего, что происходит в армии, - нет. Незначительное исключение - тексты с автобиографической основой, та же "Метель" Купчинского или "Огненные столбы" Иванычука. Зато есть обер-лейтенанты императорско-королевской армии в "Швейке" и анекдоты о прапорщиках. И ноль понимания, что "Швейка" надо читать, зная и осознавая и нюансы отношения чехов к империи Габсбургов, и русофилию Гашека, зато анекдоты о прапорщиках, которыми часто бывали украинцы, - это еще и "длинная рука" российской колониальной оптики в отношении украинцев.

Вторая причина - приснопамятный освободительный миф, в котором непременно присутствует бравый казак, который всех разбрасывает направо-налево чуть ли не силой взгляда, но еще почти обязательно есть плохая старшина, которая всех "сдает" врагу, хотя как раз эта сторона освободительного мифа не афишируется. В определенной степени к этому поспособствовала и критика ассимиляционных тенденций среди бывшей казацкой старшины.

Суммарное действие всех упомянутых неосознанных воспоминаний превращает дискуссию в срач и начисто глушит те голоса, которые указывают на вполне конкретные шаги, которые следовало бы сделать и которые бы действительно улучшили ситуацию. А между тем история бывает таки очень практичным предметом. Надеюсь, эта освободительная война также существенно изменит наш литературный, а затем и общественный дискурс.

Специально для Еспресо.

Об авторке: Олеся Исаюк – историк, доктор гуманитарных наук, научная сотрудница Центра исследований освободительного движения и Национального музея-мемориала "Тюрьма на Лонцкого", исследовательница нацистских и советских репрессий в ХХ веке.

Редакция не всегда разделяет мнения, высказанные авторами блогов.

Следите за важнейшими новостями Украины! Подписывайтесь на нашу facebook-страницу и телеграмм-канал.