Мобилизация, обеспечение и бюрократия: что и как улучшить в армии

Мобилизация

Александр Молодый, военный 38-й отдельной бригады морской пехоты ВСУ:

Не надо загонять насильно людей [в армию], потому что от них толку здесь никакого. Надо убеждать людей, давать социальные гарантии. Это комплексное дело. Я иногда вижу в интернете, как людей заталкивают, бьют и тому подобное. Это нужно ликвидировать и делать рекрутинговые организации, садить туда менеджеров, а не военных, поощрять социальную рекламу.

Очень показательна история с Иваном Гаврилко. Он был трижды ранен и воевать никак не может. Еле передвигается с палочкой. И таких людей никто из армии не увольняет, а в гражданскую жизнь не принимает, потому что он официально в армии.

Очень трудно сказать человеку: иди отдавать свою жизнь, здоровье за Родину, но если с тобой что-нибудь случится, мы тебя не будем увольнять, мы тебя будем мариновать до последнего, будешь ходить с палочками, с костылями, по тыловым базам твоего подразделения. Это деморализует.

Ирина, боевой медик в ВСУ (фамилию и подразделение попросила не называть):

ТЦК гребут, кого могут поймать. Это не рекрутинг, а непонятно что. Я бы делала центры рекрутинга при бригадах. Там знают свои потребности и заинтересованы в качественной комплектации. Так делает третья штурмовая.

Святослав, военный 80 отдельной десантно-штурмовой бригады (фамилию не называет):

Мне нравится подход третьей штурмовой бригады. Они рекламируют себя. У них развита пресс-служба, к ним идут мотивированные люди, много молодежи. Человек не просто должен хотеть повоевать, а понимать, куда он попадет, что увидит. Должен быть открыт для обучения, взаимодействия с коллективом, воспринимать военные правила.

Андрей, командир медицинской роты десантно-штурмовой бригады ВСУ (фамилию и подразделение не называет):

В рекрутинговой кампании наибольшей проблемой сейчас является бесконечное пребывание в рядах армии. То есть человек сейчас должен здраво принять, что он уйдет в армию и никто не скажет, год ты там будешь или полтора. Механизма демобилизации нет никакого. Это проблема, которую никто не торопится решать.

Подготовка

Александр Молодый, военный 38-й отдельной бригады морской пехоты ВСУ:

Могу говорить только за свое подразделение и бригаду. Нас готовили хорошо. Те, кто пришли позже сентября-октября 2022 года, их практически всех отправили на несколько месяцев обучения, в том числе и за рубеж.

Александр Молодый, военный 38-й отдельной бригады морской пехоты ВСУ
Фото: Архив Александра Молодого

Ирина, боевой медик в ВСУ:

Военным сейчас не нужно учиться ходить маршем. Им нужно копать, стрелять, обходить мины и оказывать медицинскую помощь.

Святослав, военный 80-й отдельной десантно-штурмовой бригады:

До полномасштабного вторжения была проблема с учебными центрами. В нашем 199-м учебном центре нормально вышколивали людей, на фронт попадали люди закаленные. Но были проблемы с пехотными учебными центрами, которые готовили специалистов артиллерии, зенитчиков, потому что людей там до конца так и не научили, и они приходили в армию полугражданскими.

Но на фронте я сталкивался с мобилизованными, которые всего десять дней были на учениях, были и такие, которые вообще без подготовки пришли.

Многое зависит от человека. Если он хочет чему-то научиться, попадает в подразделение, расспрашивает, его учат. Если человек для галочки что-то там учит, но мыслями витает в гражданской жизни, толку от него мало.

Андрей, командир медицинской роты десантно-штурмовой бригады ВСУ:

Учеба должна быть не для галочки и не для правильно заполненного документа, обучение должно быть для военного. Готовить его нужно долго. Жаль, что в течение полутора лет полномасштабной войны не была налажена система так, чтобы военнослужащие хоть немного дольше начали готовиться.

Бюрократия

Александр Молодый, военный 38-й отдельной бригады морской пехоты ВСУ:

Бюрократия невероятная. Это украинская бумажная армия. Количество документов и бумаг только увеличивается. Это очень трудно. Речь идет не только о постановке на баланс каких-то волонтерских вещей, но в целом бумажный оборот в армии. Это десятки журналов, которые вынуждены вести командиры подразделений. Они вместо того, чтобы заниматься боевой подготовкой, заполняют журналы, ведут какие-то учеты, которые очень часто не нужны. Конечно, контроль требуется, но не несколько десятков журналов. Потому что это катастрофа.

Ирина, боевой медик в ВСУ:

Бюрократия – наш ад. Например, ротный ведет 24 журнала, а начмед – 32, если не ошибаюсь. Есть потребность ходить по вертикалям или выяснять, кто и кому подчиняется, или кто кого выше.

Для командиров, занимающихся списанием утраченного имущества, ничто не расходник, потому что требует тонну бумаг. К примеру, пока я была ротным медиком, на мне была 101 аптечка, которую выдало государство. Я их не раздавала, потому что их не так легко списать при утрате, как содержимое этих аптечек. Мои ребята были снабжены волонтерскими качественными аптечками, турникетами, а не жгутами.

Святослав, военный 80-й отдельной десантно-штурмовой бригады:

Бюрократия никуда не исчезала. Возможно, в начале была меньше, но только потому, что были активные боевые действия. Но так было и в 2014 году. Сейчас фронт стабилизировался и есть возможность отслеживать все эти вещи. Бюрократия не так страшна, как те люди, которые пекутся о ней. Я по личному опыту знаю людей, которые к работе с бумагами относятся как к данности, понимают, что если что-то получают на подразделение — это со временем должны списать. Понимают ответственность. И что из-за боевых действий что-то может сломаться, потеряться и человек должен знать форму рапортов, что и к кому обратиться. В армии есть бюрократия, потому что здесь есть вооружение, за которое кто-то отвечает, оно стоит денег. И для этих людей это проблемой не является, потому что они знают, как с ней разобраться. Здесь все зависит не от количества бумаг, а от организации работы должностного лица.

Андрей, командир медицинской роты десантно-штурмовой бригады ВСУ:

Бюрократии в армии – безграничное море. Причем, чем дальше, тем больше спускают разные таблицы и списки. Я понимаю, что это все для контроля, но как-то очень несовременно. Такое впечатление, что половина армии просто должна сидеть и писать. Чтобы потом как-то демобилизоваться и не попасть в какую-то невероятную имущественную зависимость, когда ты должен продать дом, чтобы заплатить какие-то недостачи, которые на протяжении полутора-двух лет куда-то девались. С переездами, с чрезвычайными ситуациями не всегда успеваешь написать рапорт на списание имущества. Особенно это большая проблема для мобилизованных, которые вообще не понимают, что такое списание и как это все происходит. Я от большинства предложений, предполагающих оформление кучи документов и взятие на баланс медицинской роты, отказываюсь. Я потом не хочу за это нести имущественную ответственность, с этим возиться и волноваться, куда оно денется. Могу ли я его до последнего шурупчика потом описать и сдать. Это геморрой от которого я отказываюсь как взрослый, сознательный человек. Я стараюсь сотрудничать с волонтерскими фондами, которые мне много помогают за фотографию отчетную или акт приема-передачи, что оно ко мне приехало. Таким образом только сотрудничаем и хорошо, что пока такие волонтерские фонды есть.

Материально-техническое обеспечение

Александр Молодый, военный 38-й отдельной бригады морской пехоты ВСУ:

У нас всего достаточно благодаря волонтерам и зарубежным партнерам. В первую очередь. Говорить это о Министерстве обороны, как о ведомстве, которое что-то многое делает, к сожалению, я не могу… война резко изменилась, перешла из разряда пехотных боев в разряд войны беспилотных летательных аппаратов (БпЛА). А у нас, несмотря на абсолютно вымышленные заявления [главы правительства Дениса] Шмыгаля, что мы закупаем 60% дронов, думаю, что государство и 6% не закупает. Их нет. Все тянут на себе волонтеры.

Ирина, боевой медик в ВСУ:

У моего экипажа есть все свое — борта, авто, такмед и т.д. Потому что всегда есть шанс, что у тебя отберут то, что ты сам принес и поставил на баланс, во-вторых, при потере еще и должен будешь… Когда я читаю, что волонтеры армию обеспечивают на 3% - мне смешно. Да, нас снабжают топливом, БК и продуктами. Но, если бы я не просила помощи у волонтеров, мы бы не имели чем и на чем работать.

Святослав, военный 80-й отдельной десантно-штурмовой бригады:

Конкретно у нас хорошее обеспечение, нам хватает. По продуктам нормально, многое закупаем сами, потому что есть возможность. Иногда хочется что-то купить из супермаркета, какую-нибудь колу. Вопросы в глобальных вещах. К примеру, детали на автомобили мы сами покупаем или волонтеры. У нас такой подход. Человек не должен ждать, когда с неба упадет или начальник службы выдаст. Сейчас выдают военную форму. Она хуже по качеству, чем раньше, но я понимаю, что война и нужно массово людям выдавать форму. Понимаю, что, может, она у меня будет на сезон. Но у меня есть денежное довольствие, и его часть тоже идет на какие-то детали, униформу и элементы снаряжения.

Святослав, военный 80 отдельной десантно-штурмовой бригады (фамилию не называет)
Фото: Архив Святослава

Деньги

Ирина, боевой медик:

Денежное обеспечение — единственное к чему нет претензий. Есть задержки, но и зарплата есть. Есть боевое распоряжение – есть сотня боевой выплаты (100 тыс. грн). Нет — ну хотя бы зарплата чуть больше 22 тысяч гривен.

Святослав, военный 80-й отдельной десантно-штурмовой бригады:

Денежное довольствие немного урезали. Чтобы иметь сто тысяч, нужно больше времени проводить на передовой. Если ты даже где-нибудь в Славянске, то можешь иметь 30 тысяч. Это с одной стороны правильно, ведь должно мотивировать тех, кто реально занимается боевой работой. Человек должен чувствовать свою значимость. Человек, который идет на штурмы, зачищает, сидит у пушки, прикрывает, который находится непосредственно в боевом столкновении — ему выплачивают больше, тем, кто в тылу — меньше. Я считаю это справедливо. У меня полное довольствие. Все стабильно выплачивается.

Андрей, командир медицинской роты десантно-штурмовой бригады ВСУ:

Денежное обеспечение — нормальное, в соответствии с проделанной работой. Веду учет тех, кто выезжает непосредственно на передовую, там, где оплата дня больше. Снимаю с боевого списка тех, кто выходит на отдых каждую смену. Это все мы четко проводим, чтобы тот, кто больше работает, больше зарабатывал. Это совершенно нормально. А зарплата – стандартная, какая есть. Нет такого, чтобы кто-то нас обворовывал. Все честно.

Лечение

Александр Молодый, военный 38-й отдельной бригады морской пехоты ВСУ:

В нашем подразделении с медициной нормально. Наш медик проводит регулярные учения, если говорить о тактическом уровне. Стратегически, нужно людей отпускать домой, увольнять из армии тех, кто получил множество ранений и контузий, которые уже не могут быть в армии. Может немного цинично, но толку с них никакого. Необходимо дать разрешение военным комиссиям демобилизовывать людей, которые уже не могут служить.

Ирина, боевой медик:

С одной стороны, я бы хотела, чтобы у каждого моего военного был сертификат CLS (от combat lifesavers, то есть боец-спасатель, - ред.), но насколько государство способно сейчас научить миллион людей в пикселе — представления не имею. А учить нужно. Я за 600 дней полномасштабной войны не взяла ни одного государственного шприца, все обеспечение купила сама или волонтеры. Чем имеем, тем и воюем.

Что касается раненых — если я еще осознаю, что будет происходить с трехсотым от момента ранения и до полного восстановления, то широкие круги понятия об этом не имеют. Куда тебе двигаться, если ты еще не здоров, но часть требует твоего возвращения? Как получить направление, если единственный человек, который в нем заинтересован, – это ты сам? Военная медицина не лечит, к сожалению. Она максимум ставит на ноги и отправляет назад. Это фрустирует, потому что появляется куча военных, которые не готовы возвращаться воевать.

Святослав, военный 80-й отдельной десантно-штурмовой бригады:

У нас с медициной нормально. Но наша бригада не новая, у нас есть много специалистов, которые за этим следят. В новосозданных бригадах с медициной большая проблема. В прошлом году была проблема, потому что, например, контузию трудно определить и ко многим контуженным относились подозрительно или к тем, кто со спиной имел проблемы. У нас был такой военный, имел проблемы со спиной, но вернулся, на передовую не ездит, потому что броника нельзя носить. В основном в тылу на связи сидит, за обеспечение отвечает.

Андрей, командир медицинской роты десантно-штурмовой бригады:

На месте все самому можно менять. Я как командир медицинской роты понимаю потребности своих врачей. Они пишут, какое оборудование им нужно получить для качественной работы, и я достаю все через фонды. Мы одна из первых медицинских рот на нашем направлении, которая начала переливание крови прямо у фронта. Мы сами по существу развиваем свою деятельность. У меня рукастые люди с хорошими медицинскими головами и знаниями, которые дают мне запрос. Я могу его удовлетворить, и мы лучше спасаем наших военных.