Максим Розумный: Казахский кризис и российские интересы

Для кого-то события в Мангистауской области и Алматы, ставшие эпицентром беспорядков, являются проявлением демократических стремлений казахского народа, его восстанием против авторитаризма и возможно попыткой вырваться из орбиты РФ. Для других речь идет об особенностях "транзита власти", а фактически о захвате власти одной группировкой элиты и отстранением от рычагов управления другой ее части. Кто-то видит в трагических событиях "руку Москвы", а кто-то списывает все или на либеральный, или исламский фундаменталистский внешний стимул. Некоторые упоминают об историческом разделении казахов на старший, средний и младший жузы, а другие обращают внимание на крупные национальные меньшинства, в первую очередь российское.

Но большинство из этих оценок последних событий отражают большее желание или страхи их авторов, чем реальность.

Не имея надежных данных об источниках конфликта, его инициаторах и ходе событий внутри страны, мы можем опираться на отдельные факты, общие закономерности и возможные аналогии.

Если рассматривать беспорядки в Казахстане как аналог "цветной революции", то, конечно, напрашиваются сравнения с украинским Евромайданом 2014 года и белорусским протестом против узурпации власти Лукашенко 2020 года. Однако, различия слишком очевидны. Киевский Майдан стал продолжением длительной политической борьбы, имевшей понятную идеологическую подоплеку, очевидные цели и опору на значительные социальные группы, выступившие в авангарде протестов. Белорусская история с ненавистным для многих тираном и его реакционной политикой, лишающей молодое поколение не только будущего, но и сколько-нибудь приемлемого и свободного настоящего, также имеет понятную логику и вектор событий.

Казахстан же совсем не выглядел внутренне конфликтной страной, в которой вызревает социальный взрыв. В течение трех десятилетий независимости страна, крайне неохотно покидавшая в прошлом СССР, была образцом стабильности, а ее сбалансированная внутренняя и внешняя политика не давала оснований радикализации ни одной из этнических, религиозных или социальных групп.

В Казахстане практически не было политической конкуренции и сложилась обычная для восточных стран династически-бюрократическая автократия во главе с сакрализованной фигурой Нурсултана Назарбаева. Но сказать, что это кого-то сильно не устраивало, нельзя.

Наконец, в 2019 году Назарбаев отошел от дел текущей политики, оставаясь скорее символом монолитности власти и гарантом ее верного курса.

Впрочем, некоторые признаки роста внутренних напряжений и предпосылки будущего кризиса в Казахстане можно было заметить в течение нескольких последних лет.

Политическая ситуация в Казахстане совсем не выглядела такой безоблачной, как можно было бы ожидать от этой достаточно стабильной страны с относительно высоким уровнем благосостояния населения (по сравнению с Кыргызстаном или Таджикистаном).

Сравнительно недавно земельная реформа 2016 года вывела на улицы тысячи недовольных по всей стране. Выступления происходили на фоне растущей усталости от неизменного правления Нурсултана Назарбаева и его клана родственников и земляков.

О признаках подготовки "цветной революции" в стране в том же году говорил сам Назарбаев. И вскоре силовики отчитались о раскрытии попытки государственного переворота, организованного директором Шимкентпиво Тохтаром Тулешовым. В группу мятежников якобы входили бывшие чиновники из прокуратуры и других правоохранительных структур.

Вероятно, что решение о транзите власти было вызвано не в последнюю очередь опасениями относительно возможного роста протестных настроений. Ведь контролировать ситуацию становилось все труднее и легитимности постоянного президента для этого уже не хватало.

Во время внеочередных выборов 2019 года власти пришлось блокировать социальные сети и средства связи, чтобы создать препятствия для оппозиционной деятельности.

Впрочем, "обновление" власти, во главе которой стал президент Токаев в окружении многочисленной свиты родственников и ставленников Назарбаева, тревожные тенденции не остановило. Экономические трудности, сопровождавшие "ковидные" 2020 и 2021 годы, принесли в казахское общество недовольство и пессимизм, на которые у власти убедительного ответа не нашлось.

За ситуацией в стране внимательно наблюдали из Москвы. Путин то и дело напоминал о “подаренных” соседям земле и “искусственной” казахской государственности. В 2020 году одиозный российский политолог Евгений Сатановский прямо прогнозировал, что Казахстан – следующий после Беларуси в очереди на дестабилизацию. И в этом предсказании, как не раз мы уже убедились в Украине, была не столько объективная оценка вещей, сколько прямая угроза или даже возможное начало реализации соответствующего плана.

Когда мы говорим об имперских амбициях Кремля и мечте Путина о реставрации СССР, то мы недооцениваем прагматизм нынешнего руководства РФ. В Кремле очень реалистично оценивают свои возможности и хорошо усвоили уроки истории. Команда Путина понимает, что нефтегазового ресурса не хватит для удержания целого Советского Союза, как его не хватило в конце 80-х. Поэтому они строят империю строго по периметру РФ (а в будущем, может быть, и меньшему масштабу).

"Присоединять” Украину, Беларусь или Казахстан (не говоря уже о Армении, Таджикистане или Эстонии) там никто не собирается. Максимальное территориальное расширение, которое может себе позволить путинская Россия, это захват Крыма. Все остальное – оккупационная администрация на Донбассе, Союзное государство с Лукашенко – это только маневры, цель которых состоит в обеспечении интересов РФ на внешнеполитической арене и сохранении легитимности режима внутри страны.

В чем же в действительности состоит национальный интерес РФ на данном этапе? И какими средствами Путин может укреплять свою власть, являющуюся для него самой главной задачей?

Лучше всего для этого служит "плохой пример" соседей, особенно тех, кто стал на путь демократического развития и интеграции в альтернативные союзы и цивилизационные сообщества. Поэтому ключевым элементом стратегии России на постсоветском пространстве является дестабилизация независимых государств, недопущение их поступательного развития и конструирование разных форм зависимости их от Москвы.

И важнейшее изобретение, сделанное российскими политтехнологами после проигрышного для Путина 2004 года, это использование "цветных революций" и разнообразных протестных движений в свою пользу.

Это не значит, что россияне напрямую организовывали Евромайдан или протесты белорусской оппозиции. Но это значит, что они научились использовать внутреннюю дестабилизацию соседних стран в своих интересах, поэтому пытаются подобные ситуации планировать и даже направлять в нужном русле.

В целом эта стратегия оказалась достаточно удачной. Сначала рефлексивное управление позволило привести к военному поражению, а впоследствии и к отстранению от власти Саакашвили в Грузии. Затем у Украины отобрали Крым и получили мощный мобилизационный импульс для патриотической консолидации россиян. Впоследствии обуздали амбициозного и своенравного Лукашенко. Но самый главный результат заключается в том, что вокруг России образуется круг слабых и нестабильных соседей, которые а) показывают россиянам ущерб разнообразным протестам и революциям; б) становятся все более зависимыми от Москвы в экономическом, политическом и военном отношении и в) демонстрируют Западу и Китаю, что на российской силе и стабильности путинского режима держится сохранность целого региона.

В этом контексте даже такие события как победа проевропейского кандидата в президенты в Молдове или военное поражение союзника по ОДКБ Армении ничего кардинально не меняют. Ослабление союзников может быть даже выгодно Москве, поскольку оно побуждает их быть более послушными, как это показывает роль Пашиняна в казахском урегулировании.

Характер казахских протестов и политические изменения, к которым они привели, свидетельствуют о том, что Россия не могла быть пассивным наблюдателем в этой ситуации.

Мы не знаем, кто организовывал, готовил и вооружал радикалов, без понятных артикулированных целей захватывали государственные учреждения и силовые структуры в Алматы. Но мы понимаем, что причинно-следственной связи между этими погромами и ростом цен на автомобильный газ в Мангистауской области нет.

Мы не знаем, какова была позиция силовых ведомств и настроения в казахских властях на момент начала беспорядков, но мы можем сделать выводы из отставки премьер-министра Мамина и ареста главы комитета нацбезопасности Массимова о том, что часть истеблишмента была заинтересована в кризисе, сознательно провоцировала ее или прямо организовывала.

Мы не знаем, когда и при каких обстоятельствах будут выведены из бывшей советской республики три тысячи российских десантников, но мы помним, что возглавляющий миссию ОДКБ в Казахстане генерал Сердюков руководил захватом украинского Крыма, а российское телевидение представило отправку войск в соседнюю страну в тональности американской "Бури в пустыне". Возможно, в пропагандистском плане россияне довольствуются тем, что "дали по зубам" очередной "цветной революции" (как в Сирии, например). Но в любом случае, Токаев, лишившийся унизительной опеки клана Назарбаева, теперь попал в еще большую зависимость от Москвы, которой его предшественнику удавалось избегать.

Многие понимали, что после покорения Беларуси Казахстан станет следующей целью российской гибридной агрессии. Но нынешний этап только начальный в этой операции. Впереди использование экономических инструментов, активное проникновение агентов и диверсионных групп, рост межэтнического, языкового и межрегионального напряжения, раскол элит, сепаратизм пророссийских регионов. И все это на фоне понижения легитимности центральной власти.

В конце концов, мы сами через это проходили.