Любовь учительницы с учеником, манифест 90-х и ложь учебников – 5 книг о том, что (не) нужно знать

Знания, которые можно почерпнуть из этих книг, с одной стороны вторичны, а с другой, все равно нужны. Вторичны же они хотя бы потому, что повторяют известные истины, которые для некоторых могут быть неизвестными, новыми, интересными. Литература вообще циклическая вещь, как в жизни в семье, где повторяются те же ошибки.

Вот, например, говорят, если бы украинский перевод этого романа, который считается библией дауншифтеров, получился одновременно с оригинальным американским изданием, то наши "городские" письма не поперлись бы жить в деревни, откуда они вернулись с матом в (не)родный Киев. Впрочем, тормозит у нас не только литература, ибо "офисного планктона", разочаровавшегося в идеологии успеха, навязываемого современной корпоративной культурой, у нас тоже не было, так что перевод "Поколение Х" Дугласа Коупленда (К.: Комубук) пришелся вовремя. Не то чтобы добавилось урбанизма в нашем аграрном государстве, просто, вернувшись из своих "дауншифтерских" странствий многие сегодня с легкостью узнают себя в героях романа.

Не только Чех с Дерешем, поверьте. Настоящий культурный манифест вышел из "Поколения Х" не только потому, что в нем описывается феномен, известный в среде конформизма как отложенный бунт. Это когда вовремя не бухаешь и не бегаешь по бабам, делая карьеру, а где-то под тридцатку оплакиваешь просранную юность. Согласитесь, такого у 90-х у нас не было. Но было кое-что общее со всеми тремя героями романа, которые, бросив работу в городе, сняли дом в калифорнийской пустыне, чтобы по вечерам рассказывать друг другу басни о прошлом. Это, во-первых, такие симптомы 90-х, как "отвержение настоящего" ("будущее Украины в ее прошлом", помните?), "Быстрая Настя ностальгии" (тоска по советской колбасе по два двадцать), "смирение" (философия бродяги, который никогда не достигнет благосостояния, как в книгах Ульяненко), а также "притворный минимализм" (нищета, которой кичились как интеллектуальным преимуществом, как у Цыбулько). Поэтому неудивительно, что уже сегодня, когда мы хоть не понаедались, хотя бы испытывали "западной" культуры - через книги, фильмы, выставки, но не в жизни - кое-что в романе воспринимается как недалекое ретро. Но кое-что остается актуальным. К примеру, прикольные моменты, которых в жизни героев романа оказывается два-три, не больше. И здесь, друзья, можно расправить плечи! Что ведь у них? Обманул сестру? Мастурбировал с друзьями? Ел гивенца, чтобы узнать, какие они по вкусу? А наши девяностые? Итак. Поэтому читайте лучше Жадана.

Так же, как сравнение с "западным" образом жизни, любовь, которая в свое время вспыхнула между Виталией и Родионом в предыдущей истории из следующего романа, была обречена. Учительница и ученик – что теперь люди скажут? Но, по сюжету, который продолжается уже в книге Светланы Талан "Где живет свобода. Ее полынный привкус" (Х.: Клуб Семейного Досуга), наши герои не уступили чувства. Хотя, конечно, жить среди осуждения близких и пренебрежения чужих было невмоготу. Так что влюбленные отважились на безумие — бежать в зону отчуждения, и даже беременность Виталии не становится препятствием. Пара поселилась в одном из заброшенных домов, где строила собственный причудливый рай, отделенный от мира. Но бегство, как оказалось, не всегда означает свободу. Конечно, Виталия и Родион понимали, что когда-нибудь им придется вернуться в тюрьму общественных рамок и проверить, что крепче: решетка морали или сила чувств — сила любви, способная подарить свободу… Да, наши герои хотели быть свободными от всего. Но забыли, что свобода – это еще и ответственность. Болезненным было возвращение к привычному миру. Они решают на время разойтись, чтобы осмыслить то, что было, есть и будет между ними. Родион идет добровольцем в АТО, где видит, ради чего бьются его друзья, и ради чего он пошел бороться за свободу для своего края. "Он впервые на Востоке столкнулся с реальностью войны. Юноша почувствовал, что смерть совсем близко, и ее холодное дыхание пробежало по его спине. - Ты не страдай от того, что все еще здесь, а не в окопе, - сказал старший товарищ. Он бросил окурок в бочку с водой и добавил: — Через три года еще успеешь попробовать.  Кстати, там ребята где-то раздобыли бутылку самогона, пойдем, помянем побратима, пока командования нет". Тем временем Виталия учится просто жить. Может, мама прижмет ее к сердцу и даст силы строить судьбу? Но мать-прокурорша отказывается от нее. Более того, с ее подачи дочери не найти работы в родном городе. Спасением для Виталии становится труд в реабилитационном центре, где восстанавливают раненых собратьев любимого. Она наконец-то понимает: настоящая свобода — это то, что у тебя невозможно отнять. Как и невозможно погасить любовь, живущую в ее сердце..." - Так свободно дышится, что даже дыхание перехватывает! Здесь живет свобода! – кричит героиня в финале. — За которую мы боремся, освобождая землю от дряни! — добавил Родион, прижимая к себе любимую. — Такая безграничность, что хочется бежать и бежать вперед, туда, где степь сходится с небом!

Не добегая до середины этого обзора, стоит оглянуться на вышеупомянутые 90-е, когда в журнале "Украинский Засев", который редактировал автор этих строк, появилась рубрика "Украина militans", где речь шла об украинской военной истории. В том числе, в литературе. Так, например, упоминались запрещенные при советской власти соответствующие образцы в творчестве украинских поэтов 1940-х – Алексей Веретенченко, Алексей Варравы, Дмитрий Ниценко. "Нет, мы еще обстанем, как облако, / Нет, мы еще ударим, как гром – / И когда за все приходит наказание, / То какой же наказание надо им?" - спрашивали они по поводу "красного" режима. Их собратья в сборнике "Стилет и стилос: украинская милитарная поэзия" (К.: Стилет и стилос) говорят о том же, недавно запрещенном. Иван Багряный и Юрий Клен, Евгений Маланюк и Леонид Мосендз, Олег Ольжич и Елена Телига. Воинственная поэзия, призванная разбить стереотип украинской литературы страданий, как отмечает автор предисловия, напоминая, что этот сборник является первой антологией украинской милитарной поэзии: стихов, посвященных тематике войн и революций, восстаний и подпольных организаций. Среди авторов, вошедших в сборник – как непосредственные участники этих событий украинской истории, так и известные классики, о чьей военной и революционной тематике обычно не говорят. Как собственно, не говорили, пока не появился вышеупомянутый "Украинский Засев", просто себе "вставивший" недостающий период 1940-х в историю украинской литературы, которая до того была исключительно советской.

Почти о том же в следующей книге – "От Красного террора до мафиозного государства. Спецслужбы России в борьбе за мировое господство (1917-2036)" Юрия Фельштинского и Владимира Попова. То есть о том, как все вокруг могло стать "советским" - от поэтов до президента. Какая именно сила оказалась способна осуществить такое превращение. Поэтому эта книга - об истории захвата власти в России государственной безопасностью как институтом, а также обо всех этапах этого захвата - с декабря 1917 года, когда был создан ВЧК под руководством Феликса Дзержинского, до современности, когда из-за каскада неконституционных маневров власть в России оказалась в руках ФСБ, а кресло президента получил бывший директор ФСБ Владимир Путин. Так читатель окажется свидетелем смертельной и кровавой борьбы между ГБ и компартией, завершившейся победой КГБ над КПСС в 1991 году и над всей страной — в 2000-м, когда президентом (причем навечно) стал Путин. Таким образом, авторы книги показывают, чем опасна для России и остального мира госбезопасность, стоящая у руля управления ядерным государством, а также помогают понять, что же происходит сегодня в России. То есть, кто и как ею руководит, чего нам следует ожидать от заседавшей в Кремле хунты, насколько жизнеспособным окажется созданный Путиным и спецслужбами режим и непредсказуемыми для России и всего мира будут последствия пребывания Путина у власти. "Из истории побед и поражений 1991, 1993 и 1996 годов госбезопасность как ведомство сделала один важный вывод: - напоминают нам, - в России не следует захватывать власть переворотом, путчем или объявлением о введении ЧС и отмене выборов. Россия такая странная страна, где власть проще получить целиком, через выборы.Только предварительно нужно все-таки выцыганить у граждан одну должность - президента страны.Новый план почти не отличался от схемы Александра Коржакова, Михаила Барсукова и Олега Сосковца.В него внесли только одну поправку: всех троих должен был олицетворять один человек, директор ФСБ, ушедший в действенный резерв и ставший премьер-министром; премьер-министр — ставший как офицер ДР и.о. президента; и.о. президента — ставший как офицер ДР президентом страны".

Как ни странно, но вышеупомянутая схема взята политологами из культурной сферы, где давно и надежно перемешались стили и жанры. Так, например, авторы сборника "Котигорошка. Запутанные сказки" (Х.: Утро) обращаются к классическим сказочным сюжетам, переосмысливают их и творят новые тексты - сказки на новый лад. Всего в сборнике помещены восемь "запутанных" сказок от украинских детских писательниц. Это, конечно, не более эффективные постструктуралистские упражнения вроде "Гипограмм и дескрипций" (1997) автора этих строк, когда из таких же классических образцов (стихов Тычины, Сосюры и др.) методом разбора и реконструкции составлялись принципиально новые по жанру оригинальные произведения, но тоже неплохо. Так, Анастасия Лавренишина рассказывает альтернативную историю Колобка, Галина Ткачук знакомит читателей со Змеючкой Оленкой, а Оксана Лущевская представляет Мари – мудрую девушку с высоким IQ. Алина Штефан в своей сказке путешествует на планету 581g в "Кривенькую уточку" Киры, сказка же Мии Марченко переносит читателей на Подол, где Кожемяка и царевна Анна спасают Киев. Валентина Вздульская по-новому рассказывает историю пса и волка, а Саша Кочубей представит новую героиню — Котигорошку. И в завершение — притча-сказка Ани Хромовой о сердце в железном сундуке. В любом случае такое "оживление" хрестоматийного материала может способствовать не только реанимации украинского фольклора, но и использованию его в более актуальных текстах для малышей.