Константин Москалец: Чайная церемония продолжается

Так повелось издавна, так сказать, с незапамятных времен далекой юности, когда мы с друзьями создавали неслыханный для пропитанных коммунистической идеологией и цензурой времен феномен, собственно, бахмачскую поэтическую школу. Начиналась она с регулярных пятничных встреч, когда мы, еще школьники и студенты, приходили в редакцию районной газеты с новыми стихами и рассказами, читали их вслух, горячо обсуждали, обмениваясь редкими в то время книжками, в частности, томиками стихов Свидзинского, полузапрещенной Лины Костенко, Антонича, исследованиями романного слова Бахтина и Эриха Ауэрбаха, текстами французских структуралистов… Втайне от посторонних глаз через наши руки проходил и самиздат, основным поставщиком которого был руководитель литературной студии, уже покойный, к сожалению, поэт Владимир Кашка.

Как раз Кашка и ввел своеобразную чайную церемонию, без которой не возможно представить наши чтения и обсуждения. Чай он готовил непревзойденно, словно кто-то из дзэнских учителей передал ему не только тонкий вкус и самозабвенную любовь к художественной литературе, но и таинственные умения многовековой чайной традиции. В редакционном кабинете, а затем в своем доме, куда переместились наши встречи, он держал почти что священный набор чайной посуды. У каждого из участников была собственная, любимая чашка, каждый пытался принести с собой какой-то новый, еще неизведанный сорт чая. Сколько раз после тех удивительных, одушевленных чаепитий в узком кругу светлых юношей и девушек мы возвращались домой переполненные вдохновением и искренним рвением к творческому труду и учебе! Читая строки Николая Зерова «Весною віє запашна кімната, дзвенить розмова і парує чай…», я всегда вспоминаю неповторимый дух наших самобытных чайных церемоний, звонкие, часто крамольные, беседы, удивительное волнение, с которым читалось или слушалось новое произведение. И непередаваемый словами катарсис, когда мы видели, что произведение удалось, что слушатели восприняли его всей душой, а значит, отныне оно будет жить долго, выныривая как цитата в новых разговорах о поэзии и в будущих наших книгах.

Чай способствует восприятию поэзии, неизвестным образом расширяя рецептивные и герменевтические сосуды. Чай расширяет душу, выводя ее за пределы всегда тесной грудной – вот уж точное определение – клетки. Чай радостно швыряет переполненное ритмами и рифмами сердце в неистово высокое небо поэзии, выпуская его, как птицу, на свободу. И, паря в высокости, свободное сердце встречает подобные себе, так же расколдовываемые из будничного оцепенения и приземленного прозябания. Крепкий до терпкости волшебный напиток, напоминающий, что мы имеем бессмертную душу, неподвластную каким бы то ни было сложным обстоятельствам.

В письмах к жене, написанных уже из заключения на Соловках, Николай Зеров не раз просит отправить именно пачку чая. Достаточно перечитать воспоминания товарищей Василия Стуса, чтобы убедиться: он тоже больше всего любил крепкий чай. Отправляясь из тюрьмы в ссылку, Стус вволю напитал этим освободительным напитком всю зону с политзаключенными. Наши самые лучшие, самые мужественные поэты незримо присоединяются к каждой чайной церемонии, которая проходит сегодня. Как не вспомнить здесь и Игоря Рымарука, который в проникновенных строках обыграл совместное чаепитие заключенных, правда, уже не в советском концлагере, а в некой метафизической платоновской пещере: «Ні, не живу і мертву воду – з безодні, де киплять віки, п’ємо затруєну свободу по два ковтки… по два ковтки».

В начале ноября в Бахмаче открыли две мемориальные доски. Одна из них посвящена памяти моего отца, Вилия Москальца, вторая – моему чайному побратиму, Владимиру Кашке. Проходя мимо дома, в котором прошло множество чаепитий и поэтических чтений, глядя на портрет с сосредоточенным на дали взглядом Кашки, я вспоминаю его любимое выражение тех времен, когда еще все были живы и молоды: "З погляду вічності". С точки зрения вечности наши земные беды, ошибки и блуждания не столь существенны. Путь, казавшийся запутанным, обрывался над бездной или, казалось, заводил в тупик, с точки зрения вечности был цельным и ровным, как стрела. Хорошо, что на этом пути у нас был чай, раскрывавший глаза и высоко поднимающий сердце. Прислушиваясь к звону чашек, доносящемуся сквозь уличный шум, я понимаю: там, куда ведет этот путь, чайная церемония продолжается, как продолжаются и беседы с самыми дорогими, и заполуночные поэтические чтения.

Поэтому нужно заварить еще одну чашку. Приглашаю присоединяться к церемонии и моих читателей. Новый штамм угрожающего вируса, предатели, самодовольные невежды и откровенные саботажники на высших ступенях власти, все более ощутимая экономическая нестабильность и экзистенциальная неуверенность, остальные беды и вызовы, которые у каждого свои, никуда не денутся ни сегодня, ни завтра. Однако благодаря чашке горячего душистого чая мы по крайней мере сможем встретить их с высоко поднятой головой и бесстрашным сердцем.