РЕЦЕПТЫ ВОЙНЫ КОМАНДИРА СПЕЦНАЗА НАЦГВАРДИИ

Эту беседу с офицером одного из подразделений спецназ Национальной гвардии "Цензор.Нет" вынужден давать без его настоящего имени – он продолжает службу и не любит огласки

С начала апреля по август он принимал участие во многих боевых операциях в зоне Антитеррористической операции, почти постоянно находясь на фронте. Добились серьезных результатов. Они не любят публичность, но я попросил его рассказать о боевом опыте, рассказать самым простым языком о психологии командира подразделения, об отношении к организации боевой работы. Но на фронт попадает большое количество неопытных людей, которым необходима система элементарных знаний об организации боевых действий, которым необходимы хотя бы элементарные знания по реальной обстановке и приоритетах, хотя бы начальное понимание теории. Думаю, что в таком упрощенном виде это окажется полезным.

- Основная причина, которая помогает успешно выживать и сражаться на фронте?

- Первое - профессиональная подготовка. У меня и еще у ряда наших офицеров за плечами отличная школа – отличное военное училище и специальность артиллериста, затем длительная служба в одной из лучших частей спецназа вооруженных сил, где я прошел все начальные ступеньки. Подготовленный офицерский состав, хорошее качество отбора бойцов, хороший уровень подготовки, боевое слаживание. 

Второй фактор – удача. Нам повезло, что не встречался противник, который бы сумел нас перехитрить, повезло, что мы были ударным подразделением, и нам не приходилось сидеть неделями под артобстрелом, попадать под удар крупных сил тяжелой бронетехники.

- Как вы готовились к командировке в АТО? Очевидно, что давать хорошее оружие необученным людям не имеет никакого смысла. Как организовать систему подготовки? Как это сделать в военных условиях, когда нет времени для организации учебы? И что для этого необходимо?

- Тех людей, кто приходит в армию из гражданской жизни, надо очень хорошо обучать. Нужно привлекать специалистов. А специалистов надо привлекать из тех, кто уже участвовал в боевых действиях и имеет определенный опыт. В нашей ситуации мы звонили и просили провести тренинги ветеранов войны в Афганистане. Они нам давали информацию, дали объективную информацию о возможностях подразделений. Они, посмотрев видео с тем, что происходит с нашими войсками, сказали: «Ждите. Следующий этап – будут бомбить колонны». Мы полностью полагались на их опыт. Нас предупредили по поводу дорог, перекрестков и всего прочего.

Уверен, если сейчас призвать основную массу бывших «афганцев» с хорошим боевым опытом и заслугами, построить систему боевой подготовки, методику, материальное обеспечение, то мы можем развернуть вполне профессиональные учебные центры для ускоренной подготовки большого числа военнослужащих. Это наиболее оптимальный путь. Сейчас адекватной системы боевой подготовки не существует.

- Нам нужны полностью укомплектованные части, которые могут решать разнообразные задачи. Даже в условиях неконтактной войны мы не можем воевать силами только одного спецназа. Разведка должна взаимодействовать с артиллерией. Прикрытие и передвижение должна обеспечить бронегруппа. 

- Да, необходимы разнородные силы с хорошей слаженностью. И люди нужны мотиврованные и обстрелянные. Да, нам нужна негуманная система подготовки. Чтобы на учениях, когда человек ложится при перебежках и роет окоп, то слева, и справа по нему стреляют боевыми патронами, чтобы человек чувствовал это и учился контролировать свой страх и адреналин.

- В Великую отечественную войну всегда только с боевыми снарядами и патронами…

- И вот целая тактическая группа должна готовиться по единой системе боевой подготовки. К соревнованиям спецназа, мы, профессионалы, готовились месяц – интенсивно, так, что еле ноги к ночи передвигаешь. А необученных людей надо натаскивать не один месяц. И другого пути нет.

- У нас ключевой вопрос, который мешает нам эффективно вести наступательные операции – острая нехватка компетентного сержантского и офицерского составов, тех людей, которые непосредственно ведут подразделения, принимают тактические решения. Как этот вопрос решить? Когда есть афганцы, они могут быть инструкторами, советниками, но они не могут бегать как спецназ.

- Учить надо –других нет вариантов. У многих офицеров присутствует страх - это нормально. Поэтому нужны опытные специалисты, которые научат как принимать решения, когда страшно. Ведь опыт откуда берется? Это ж не то, что ты посидел, подумал и решил – «да, я буду делать так или так», а ты в каждой ситуации побывал уже. Чтобы понять, что такое засада, надо хотя бы раз устроить засаду. Также с нападением, досмотром, разведкой. Везде нужны подготовленные люди, которые будут с тобой хотя бы на первых этапах ходить. Берешь разведывательную группу – у них должен быть хотя бы один человек, который, если нет возможности здесь тренироваться, будет их там натаскивать.

- Давайте подойдем к вашему опыту. Когда вы первый раз со своей командой попали туда – на войну - вы были одними из первых под Славянском, в середине апреля, и вы уничтожили первый блок-пост российских наемников. У вас была та же проблема – большинство бойцов не воевали до этого. Как вы организовали психологическое введение бойцов в условия боевых действий?

- У нас у всех была отличная мотивация. У нас все хотели воевать, все искали себе применение. Первого выстрела никто не боялся. 

- Каков уровень оперативного планирования боевых действий?

- Командование просто ставит задачу, не думая, как ее выполнять, как оттуда выходить, чтобы живы все остались. Ставится задача: «Идите. А там разберетесь». Просто цель и время.

Начальство любые возражения очень злят и не нравятся. Одного опытного полковника обвинили в предательстве, сказав, что он боится. Слава и хвала этому полковнику, который нормально на все это отреагировал и пошел работать так, как посчитал нужным. И результат на лицо – все остались живы и здоровы.

- Сколько вы командовали отрядом в зоне боевых действий?

- Я командовал группой примерно в 70-80 бойцов. 
- Насколько интенсивно вы работали? И какие за это время у вас боевые потери?

- Мы с апреля под Славянском, в Попасной, Карловке, Ямполе и так далее… Нас часто посылали в авангарде. Потери были минимальными. «200»-х среди наших ребят не было ни одного за 4 полных месяца войны. Были раненые, но, опять же, от этого никуда не денешься. В основном все легкие. Инвалидов нет. Некоторые из них уже опять вернулись в строй.

- Расскажите самыми простыми словами, как вы этого добились? Как это объяснить, чтобы это было понятно обычному человеку?

- Объясняю на примере одной задачи. Ставится задача - населенный пункт, который надо взять, зачистить и закрепиться. Мы не знаем, что там – разведки не было перед этим никакой. Мы не знаем кто там, какие силы – нам просто была поставлена задача. В данный момент там есть разные блокпосты и разная информация о том, что там есть и артиллерия, и танки.

При получении боевой задачи определенная группа оставалась на месте, сразу же доставалась топографическая карта, сразу открывался «Google», который смотрел на местность, рассчитывался маршрут. Вторая группа уезжала сразу, скажем так, к высшим силам армейским и полностью налаживала связь со всеми: это авиация, танкисты, артиллеристы, разведка. Налаживала связь каким образом? Вплоть до того, что обмен мобильными телефонами, узнавали, где ребята стоят, кто нам может помочь, кто слева-справа стоит, какие у них задачи. Это делалось для осознания нашим подразделением того, кто и где у нас находится. После этого, когда мы собирали информацию полностью, давали данные о себе – где мы будем и чем будем заниматься. Но, надо отметить, мы не давали эту информацию высшему начальству. Мы информировали только людей, которых мы знали и с которыми были знакомы. Это записывалось на листочке и все.

- Проверяли телефоны у бойцов, чтобы оставляли?

- Основное внимание мы уделяли проверке оружия и боеприпасов. У нас элитное подразделение, мелочи проверять не надо. Столкнувшись с проблемой мобильных телефонов, мы просто заставляли полностью выключать их и оставлять на базе. Мобильный телефон был только у командира на всякий случай и тот выключался. Связь включалась только после выполнения боевой задачи. Основная экипировка – это приборы ночного видения, личная защита, медицина и боеприпасы. На питание никто не смотрит. Главное вода. Прожить без питания человек может 2-3 дня… Питание – это «Сникерсы». Больше нас ничего не интересовало. Самое главное – это выполнение задачи.

Конечно, для обычных подразделений всех бойцов нужно проверять полностью. Понятно, что они не относятся достаточно критично к себе и своим окружающим. То он забудет мобильный выключить, то ему надо позвонить маме или девушке, или документ какой с собой возьмет. Поэтому нужно, конечно, проверять. Но это поначалу. Когда боец уже несколько раз побывает в бою, он сам все это будет делать, когда сам поймет, что здесь на кону его жизнь.

Был у нас бой, когда действительно патронов оставалось уже по одному магазину, после этого никого не надо было уговаривать, каждый с собой берет минимум «цинк» патронов вместо еды. Если едем на технике, то каждый ящик тащит с собой.

- То есть если вам не давали взаимодействие, вы сами искали взаимодействия с артиллерией, бронетехникой из числа тех подразделений, которые вы видели на месте?

- Да.

- А если вам просто говорят идите вперед, ничего не указывая? Без поддержки артиллерии и бронетехники…

- Когда стояла задача брать города, села, то мы собирали все силы вокруг. Когда были мелкие задачи – где-то что-то прочесать, сделать какую-то засаду, что-то разведать, тогда тихо шли. Слава Богу, что есть знакомые, связи в различных подразделениях и мы, соответственно узнавали, кто где работает. Чтобы не было параллельных задач…

- Т.е., вы обходили район боевых действий, уточняли зоны ответственности подразделений, сектора обстрела?..

- Доходило до того, что вышестоящее начальство не знало. Потому что понятно, что это секретные задачи, чтобы никто не знал. Хотя все пользуются мобильными телефонами, радиосвязи нормальной ни у кого нет со всеми смежными подразделениями. Т.е., бардак полный. И мы, исходя из этого смотрим район операции. Мы узнавали, кто в этом районе работает, выходили на нужного человека, встречались где-то, определялись, как мы можем помочь друг другу и не мешать и затем работали вместе с этими людьми. Ну, и результаты, в принципе, были нормальными.

- У вас есть карта, взаимодействие со всеми в этом районе…

- Ты никогда не наладишь взаимодействие, даже побывав в штабе. Т.е., о тебе знают и ты знаешь, но взаимодействие еще не налажено. В тот момент, когда ты проверил полную экипировку личного состава, техники и оружия, это все произведено, тогда берется карта, район делится на сектора, каждой группе дается, каждому подразделению свой сектор… Если мы держим например фронт, то я не волнуюсь ни за левый, ни за правый фланг. Мне все равно. Если даже в какой-то момент оттуда будут стрелять, я туда внимания обращать не буду по одной простой причине – я знаю, что там мои.

Вот так мы делали по населенным пунктам. Брали свое подразделение, разбивали его на мелкие группы, брали карту, и каждому бойцу практически распечатывали с «Google», и полностью обозначали сектора. Вплоть до того, что если с нами работали, например артиллеристы или смежные подразделения, мы также давали им карту и говорили «Ребята, мы будем работать вот здесь и здесь. Чтобы знали, чтобы не было суматохи». Мы, понятно, нарушали режим секретности, но это в штурмовых операциях оправданно – взаимодействие важнее. Нам говорили точку выезда, время выезда, где мы должны быть непосредственно в определенный момент…

- Как строится налаживание взаимодействия – объясните на пальцах.

- Тут самое интересное. Заняв исходные рубежи, мы, командиры, все разъезжаемся к рядом стоящим подразделениям. Мы уже непосредственно с ними здороваемся за руку, кому завозим шампанское, кому сигарет привозим. Все это делается по одной простой причине. Мы находим знакомых, чтобы друг друга понять. Если человеку позвонят и скажут «Там слева валят людей. Пойди помоги». То пойду ли я спасать незнакомых людей, когда тут мои пацаны ложатся…

Вероятнее пойти спасать человека, которого ты знаешь, мы с ним посидели 15 минут, я угостил половину отряда сигаретами. Т.е., он мне уже доверяет морально и он по-любому за мной пойдет – если, конечно, адекватный человек. Это психологически очень важно, мы уже это поняли.

Мы им рассказывали свое видение ситуации, спрашивали их мнение, какие у них разведданные есть. Чаще всего получалось так, что по приезду и после общения на месте, оказывалось, что в высшем штабе не владели обстановкой – другие рубежи, уже все поменялось, расположение противника и т.д. Очень важный момент – организация взаимодействия уже на месте. Мы могли на сутки оттянуть выполнение задачи, лишь бы наладить связь со всеми. Без связи не шли.

- У вас проговорено взаимодействие на выходе, вы прибыли на рубеж атаки и тут вы проверяете порядок связи, сверяете исходные данные по обстановке с тем, что есть на самом деле?

- Да. Вплоть до того, что давали свои радиостанции для взаимодействия. Позже, когда уже все организовано и готово, звоним налево, направо и говорим, что мы начинаем. Они: «Все. Мы готовы вас поддерживать».

- Хорошо. Порядок выезда. Как вы двигаетесь в колонне на марше?

- Это, конечно, отдельная история. Почему? Потому что у нас, как у спецподразделения не было своей бронетехники и нас постоянно куда-то подсаживали. То на БТРы, то на танки. Надо понимать, что постановка задач начальством не всегда отвечает логике. «С вас 54 человека на выполнение боевой задачи». Но, откуда эта цифра берется, непонятно, кто и почему определяет, что для выполнения задачи подразделение надо не использовать в полном составе – как наиболее эффективно, а раздергивать по кусочкам. Я, как командир подразделения, знаю, сколько помещается в БТР человек и сколько надо человек на выполнение такой-то задачи посадить на технику. На 54 человека надо, допустим 8 БТРов. Утро. Выезд. Смотрим, а их стоит не 8, а 5. Остальных людей куда девать? Поэтому в такой ситуации мы берем или свою какую-то легковую машину. Или были случаи когда людей отправляли просто.

- Ну, например, вам не дают транспорт и бронетехнику в необходимом количестве… Вы отправляли меньшее количество человек?

- Мы это не оглашали, конечно. Зачем использовать людей… Ты командир и отвечаешь за жизнь своего человека. В данный момент – это твое дитя. Можно так сказать. И ты будешь ехать внутри БТРа или танка, понимая, что если тебя не станет, они тоже погибнут, ты будешь садить его на верх, потому что машин не хватает?
- Т.е., вы хотите сказать, что ездили в бронемашинах все время, а не сверху? 

- Поначалу , конечно ездили все на броне. Передвигались к месту назначения или проведения операции на броне. Возвращаясь к проведению иракской и чеченской кампаний, то все это дело происходит по-другому. На броне никто не едет, потому что это живые трупы. Одна очередь и там никого нет. Очередь, подрыв любого фугаса слева, справа, все это угроза для людей, которые не защищены броне. РПГ опасны – но РПГ не так часто летают, как снайперская пуля… Старались брать меньше людей, но садили их в технику. Открывали люки, ставили ПК сверху…

Открытые люки – важно, т.к., даже при попадании РПГ, кумулятивная струя внутри кабины рассеивается, избыточного давления не будет. Мы пытались минимизировать потери. Пускай человек будет ранен, но он будет жив.

- Порядок движения колоны. Вы на него влияли или это от вас не зависело? Просто сели и поехали? Как вы выстраиваете взаимодействие и порядок движения, интервалы?

- Если мы своим подразделением выполняли боевую задачу, у нас, соответственно, в каждой технике был экипаж и старший среди них, и связь между экипажами всегда была. Вплоть до того, что с каждым бойцом. Слава Богу, обеспечение у нас более-менее, и у каждого бойца есть станция.

Во время, движения, понятно, дабы не садить радиостанции попусту, их включали только старшие. А во время выполнения боевых действий станцию включал каждый боец.

А бывало много раз, когда мы выезжали на задания с подразделениями «смежников». Там, как првило, полный бардак творится. Там приходит один полковник, второй, третий и каждый «рулит» - то колонну как-то строит, назначают старшим одного человека, в колоне едет старшим другой человек… Колонну строят таким образом, как им удобно. Приходилось перестраивать все это на ходу.

Поначалу приходили генералы, командующие, все такие модные ребята, которые готовы командовать в любой момент… Вот он построил колонну, развернулся и ушел. Мы молча их выслушивали, махали головой и говорили «Да, конечно». А когда начиналось движение, начиналась уже наша работа. Потом мы уже делали все так, как нужно, чтобы обезопасить нас.

Ну, когда подходили к городу, то по дороге. Потому что мы по оперативной информации, созвонившись со всеми, узнали, что в данном районе, к примеру, артиллерии вроде как нет. А даже если и есть, то мы по ним, уже по подходу к городу, могли нормально среагировать. Мы объективно оценивали обстановку. Т.е., если мы видим слева и справа поля, сразу уходим и идем через поля. При этом мы оставляем «отвлекаловку». Тот же танк может спокойно уйти в «зеленку», влево, вправо, даже поломать деревья. Это логично. Он может спрятаться и уйти. Он, подходя, начинает лупить, отвлекая на себя внимание…

Техника на марше должна соблюдать интервалы. Впереди броня. 
- То есть выделяется головная походная застава. Она производит разведку обстановки и в случае чего принимает бой. А основные силы, где основная масса людей, тылы, снабжение идет на расстоянии. Не в одной колонне. Второй вопрос - вы едете на операцию, и встречаете гражданских лиц?

- Такого не было, чтобы, допустим, колонна едет, и тут гражданские автомобили ездят, скутеристы, велосипедисты. Эти люди сразу же останавливались, у них изымались мобильные телефоны. Нам все равно было, будь это таксист или семья какая-то едет. Это жизнь людей. Мы выбрасывали карточки мобильные и батареи. И отдавали им мобильные обратно. Извинялись. Но батарею к мобильному, как и карточку вы сможете купить. Все.

В машинах, соответственно, проверялись регистраторы. Опять таки изымались и выбрасывалось все это дело. Это самое первое, что мы делали. Просто пару раз мы попали именно из-за скутеристов и таксистов. Таксисты – это вообще основное прикрытие разведчиков противника. А в это никто не верит. Когда через блокпост проезжает 2-3 такси, потом начинается обстрел. Как ребятам это объяснить? Это не преступление, когда ты выбрасываешь батарею с мобильного телефона какого-то человека, которому не повезло попасть на войну, а простое беспокойство о жизни своих людей. Т.е., ты отдаешь ему обратно его личную вещь и в тоже время, я прекрасно понимаю, что если ему оставить батарею, он отъедет от меня, вставит новую карточку, подключит батарею и сообщит что здесь и кто здесь - всю информацию. Да, бывало иногда обидно, неприятно, когда люди на нас смотрели, как на сумасшедших, когда мы забирали телефоны.

Бывало такое, что людей, встреченных на пути колонны задерживали. Тех же скутеристов. Едет молодой человек «в магазин», а я знаю, что в округе нет нигде ни магазина работающего… «Вот, дружище, посиди с нами пообщайся». Когда компания заканчивалась, мы его передавали или правоохранительным органам, или отпускали. Т.е., мы минимизировали выход информации, сливание нас и обнаружение нас на любой территории. 

- Остановка колонны на марше – на что обращали внимание?

Если где-то останавливались, то не было такого, чтобы мы все становились на обочине и стоим. Технику растягивали на 50 метров минимум. Пару раз так делали, потом ребята сами уже начинали так делать. Стоянка у нас занимала не больше часа. Постояли, переместились и в другом месте уже стали. Если в определенном районе надо было ждать чего-то или кого-то, то мы вот так – постояли немножко, прошел час, переехали в другое место. И так постоянно.

Во время остановки техники всем было запрещено гулять по дороге. Организовывалось сразу же охранение. Многие этого даже не замечали. Выставлялись наблюдатели, все люди уходили в «зеленку». Да, было неудобно – комары кусают, народ нервничает, а люди, которые неподготовленные, вообще ничего не понимали. Но, опять-таки, мы повторимся, за все время у нас не было ни одного «200»-го.

- Были ли случаи, во время передвижения колоны, боевых столкновений?

- Да. Вот например, при взятии одного города, мы пошли с другой стороны совершенно – мы зашли в атаку через поля – нами было принято решение, что по короткой дороге никто идти не будет, и встретили небольшое сопротивление. А та дорога, по которой должно было идти подразделение вместе с нами, накрылась полностью артиллерийским огнем. Мы стояли буквально в метрах 500-600 от той дороги и все думали, что это работает наша артиллерия. При этом мы уже атаковали их с другой стороны – грубо говоря, с помощью артиллерии по тем же окопам. Мы думали, что это наши перелеты идут.

Но, как оказалось, нет. Это, как раз, уже ждали нас там. Т.е., в определенное время выхода, когда мы должны были идти в атаку, противник начал работать именно по кратчайшей дороге, предполагая, что мы будем атаковать по шаблону.
Мы всегда ставим себя на место противника. Все время смотрим – где бы я поставил оборону. Тут, тут и тут. Здесь я сделал бы слабее оборону, здесь покрепче…

- Вы и по направлению движения смотрите, где могут быть засады, принимаете меры?

- Да. Это обязательно. И если есть возможность, нам артиллеристы всегда помогали.

Вплоть до того, что если мы видим, что вот здесь есть блокпост, мы, осмотрев местность, находящуюся рядом, понимали, что устроили бы засаду в другом месте. Поэтому подходя, мы наводили артиллерию на то место, откуда мы предполагали, что могут вестись боевые действия или засада могла быть. Могли и танком это место обстрелять – для профилактики.

И это начиналось где-то не меньше, чем за километр. Мы начинали обстреливать зеленки – один-два снаряда туда «кладешь», как говорится, для уверенности в себе. Если туда ложится снаряд, человек думает «Ага. Значит меня уже засекли». Он начнет вести огонь. Таким образом мы предупредим любую засаду.

Это правило действует не только в колоннах, а и при любом передвижении. Даже были такие случаи, что мы без техники, в лесу. Лес очень густой и по нему так просто не пройдешь – будет слышно, что группа идет. Человек 20, к примеру. Понятно, что даже неграмотный человек поймет, что там кто-то идет. Так вот, один из случаев… Мы наблюдателей не видели, которые в лесу сидели, а они нас сдали. По нам уже начала работать артиллерия противника. Мы начали искать этих наблюдателей. Нашли… При получении огневого контакта никто не уходил со слезами «вот нас обидели», «на помощь», «спасите». По-любому шла «обратка». Психология такая - нас «обидели», сейчас пойдем туда и разберемся. Никогда такого не было, чтобы мы развернулись и просто уехали. Осознавая ситуацию, которая случилась и почему она произошла, мы с этим разбирались.

- Каков порядок действий в атаке?

- В атаке главное не дать противнику обеспечение фактора внезапности, и невозможность противнику вести прицельный огонь. Мы выбирали место, где атакуем. Начинается бой. Фиксируем огневые точки. Затем вступает в дело взаимодействие – танк или гаубицы поддержки, с которыми мы держим связь. Затем мы начинаем пристреливать их позиции артиллерией и как только снаряд ложится там, где надо, грубо говоря, в их тылу, - нам этого достаточно. Мы начинаем движение и как только начинается стрельба от противника, мы туда снова снаряд «ложим». При таком артобстреле противник не может вести точный огонь, он начинает прятаться, перемещаться. А это наше время, чтобы подойти. Здесь такая ситуация, что противник знает – когда артиллерия начинает работать и заканчивает, они идут в наступление. Мы этот метод искоренили. Артиллерия работает, а мы идем в наступление. Да, это рискованно – наступать сразу за разрывами снарядов, и требует хорошего взаимодействия и доверия между пехотой и артиллерией. 

При это еще скажу, что у нас, слава Богу, нормальная ситуация со снайперами. Толковые, грамотные, подготовленные ребята. И хорошая вся оптика и оружие. И понятно, что огромная роль им предоставлялась с самого начала. Почему? Потому что они далеко видят – высоко сидят, далеко глядят. По возможности мы их доставляли до начала, занимали высоты определенные, чтобы снайпера могли нам давать оперативную обстановку. Если же в город заходили, то, соответственно, искали здание какое-то побольше или объект, куда можно снайпера посадить.

- Фактор времени. В какое время вы передвигаетесь в колоне, ведете действия? Ночью или днем?

- Тоже зависит от задачи. Если задача – занять, зачистить город, то это, конечно, лучше делать ночью. Начало зачистки – днем, или под утро, когда уже светло. Любые действия, которые начинались с наступлением темноты, мы прекращали, занимали оборону и уходили в разведку. Опять-таки, это зависит от оснащения подразделения. У нас, слава Богу, были приборы ночного видения. Бывало так, что мы едем в колоне на машинах и водителя одевали приборы ночного видения и выключали все фонари, вытаскивали предохранители, чтобы задние «стопы» не горели, или ручниками тормозили, например. Это довольно эффективные меры. Но это не подходит для очень тяжелой техники.

- Какое вооружение вы подбирали для своих групп? 

- Мы пришли к такому выводу, что если идет группа, например в 10 человек, у них должно быть минимум 2 пулемета. Минимум – в основном ПКМы у нас. Плотность огня и калибр оружия особенно важны при огневых контактах на ближней дистанции, при попадании в засаду, особенно в лесу. На войне эти контакты на коротких дистанциях неизбежны. При попадании в засаду диски патронов уходят мгновенно. И чем больше калибр, тем лучше. Это мы тоже поняли после очередного боя в «зеленке». Только начинается контакт, туда забрасываешь 2-3 гранаты из подствольника, даешь очередь и уже идешь с веником. Мы поняли, что 5,45 нам не очень. Если пуля 5,45 вот так рикошетит и все. А бьет 7,62 - ветки падают красиво. И пуля идет по направлению.

Когда мы идем, и вдруг обстрел, и в слышат по радиостанции «Ребята» Помогите! У нас «200»-й», «300-й» - в таких ситуациях никто не думает о личной безопасности. Никто не думает о тактике. Да, конечно, холодный ум есть и ты понимаешь, что если там бьют, то идти с другой стороны, чтобы не поразить своим огнем другую группу. 

- Примеры успешного проведения войсковой разведки.
- Есть устав разведчика. А дальше - импровизация. Выдвигалась колонна, разведка в движении быстро спрыгнула, чтобы не было видно, что колона останавливалась. А разведчики себе пошли на сутки, на двое.
Перед выдвижением основных сил выдвигалась разведка, которая шла в ночь по всем этим «зеленкам». Мы находили подготовленные «лежки» наблюдателей. Устраивали там на них засады – ждали. Они приходили, занимали позицию, а тут наши ребята подходили к ним сзади, так по берцу стучали, - «Эй! Подъем! Уходи отсюда, здесь работает украинский спецназ». Провожали гостей… В город надо заходить после перехвата линий снабжения – это их топливо, питание. Мы старались действовать на окружение, находили, захватывали снабжение противника, цистерны с топливом разворачивали в другую сторону, передавали их правоохранительным органам. Т.е., определенный населенный пункт окружен. Туда ничего не должно поступать.

Опять же, мы возвращаемся к оперативникам, спасибо им большое. Они давали информацию. Что там-то, там-то замечено прохождение одной, двух цистерн.

Вообще, все наши боевые действия заключались в том, что мы ехали и начинали общаться с людьми, с войсками: кто там был, что видел. Никто не шел туда с горячими головами и криками «Ура! За Родину!»

- Как так получается у вас, что вы так легко выстраивали отношения с начальством? Захотели – сразу не пошли в атаку? Как они вас терпели?

- Нет. Мы всегда соглашались с начальниками. Они и кричали, и бранили. Кричали, что уволят. Но мы всегда с ними соглашались. Это первое правило общения с начальством – всегда соглашаться. Но второе правило – всегда давать результат. Поэтому мы говорили, что положено, а делали как надо.

Вплоть до того, что нам ставили задачу – прямо сейчас отсюда выезжайте. А мы понимали, что хдесь назревает такая очень неприятная ситуация, по нашим разведданным, и бывало, что мы отказывались прямо сейчас ехать. Говорили: «Извините. Мы не можем себе такого позволить потому, что здесь наши ребята и мы не можем их оставить. Мы еще будем здесь минимум сутки».
Нас по телефону и увольняли… (смеется) Мы хитрили. Когда получалось – хитрили, когда не получалось – посылали.
«Почему вы не пошли? Вы сегодня уже должны были быть там. Почему до сих пор не стартанули?» - бывало спрашивали. Мы им объясняли, что, например, в данный момент вернулась наша разведка и они наблюдали большое количество техники противника, там два-три танка, и тут нужна полномасштабная военная операция и т.д. Слыша это, высшее начальство: «Действительно? Да, да, сидите. Сейчас разберемся». А мы в этот момент занимались своими делами.

В тот момент, когда мы были уверены, что все нормально, мы начинали движение. Потом звоним: «Все нормально. Мы уже на месте. Танки ушли».
Или, как по телефону говорит один генерал: «Скажите маршрут, по которому будете выдвигаться». Мы извинялись. Понятно, что в нормальной форме. Но говорили, что когда вернемся – доложим.
С начальством ругаться без толку. Мы понимали, что если уберут определенных людей, то мы не сможем работать.

Главное - соглашаться. И хитрить. Но когда хитрить уже не было сил, но очень редко, пришлось выяснять отношения в открытую. Да, бывало – приходилось говорить начальнику прямым текстом, что я о нем думаю. Я не жалею – зато у меня совесть чиста перед каждым из моих бойцов. Я их всех вернул живыми. 

- Как сохранять мотивацию в воинском подразделении? Как заставить людей быстро действовать под обстрелом?

- Улыбками. Когда ты подходишь, а он смотрит перепуганными глазами, выходишь в полный рост и говоришь: «Сынок, да, все нормально...» Человек мотивируется смотря на тебя. А между собой как? - «Это Родина наша». Есть только один рецепт мотивации – надо из подразделения сделать спаянный коллектив, и жить с ним одной жизнью.

Утро наступает, а мы не знаем, что происходит в армии. Там кто-то попал в засаду, там кто-то погиб, там где-то «вертушку» сбили — чем сбили, какими силами, где, кто? Возможно высшие силы сидят, с сигаретой смотрят и им это приносят. Это не правильно. Эта информация должна пройти по всем командирам, а каждый должен для себя взять что-то: где, когда, что и т.д. Мы анализировали успешные и неудачные действия, потери не только в своей части, но и в других. Ситуация. Погиб боец. Почему? Допустим, в него попала пуля и он опал с БТРа и ударился головой о землю. И погиб из-за того, что был без каски. Бойцу нужно это доводить. Тогда он сразу понимает.Понятно, что перед выполнением задачи ты каждому объясняешь по мере того, какому бойцу что надо знать. Одному бойцу меньше информации, командиру определенного ранга — больше. Но мы старались после каждого боевого выхода делать аналитический разбор ситуации во время выполнения задачи. И здесь не надо бойца бранить за то, что он что-то неправильно делает. Надо делать не замечания, а в качестве беседы обсуждать, нужно общаться как с человеком равным. Потому что он по-сути и равный с тобой человек в боевых условиях.

Пуля не выбирает: генерал ты или солдат. Ты ему спину закрываешь и он тебе. Ты должен быть уверен в нем, что он сейчас не развернется и не скажет: «Все. Ты плохой командир». Относись к каждому солдату как к человеку, который однажды спасет тебе жизнь – и станешь неплохим командиром.

 

 

Цензор.нет