Кино и Сенека

Принадлежа по природе к убежденным аудиалам, я охотно выделю пару часов драгоценного в наши летучие дни времени на прослушивание диска с произведениями Баха или Бетховена, чем отдам их на визуальные лакомство пусть там которого выдающегося кинематографического произведения. Или, упаси Боже, просмотр необозримого ряда видеороликов на YouTube. В крайнем случае охотнее почитаю книгу, "Нравственные письма к Луцилию" Сенеки, скажем.

Однако, есть два человека на свете, которым с помощью непостижимых чар таки удается уговорить меня присоединиться к безоговорочному погружению в визуальную иллюзию. С ними я забываю о предопределеном типе своего восприятия и без особых страданий уступаю прослушиванием полного собрания сочинений упомянутых и не упомянутых композиторов. Эти волшебники - моя жена и мой племянник.

С женой мы, естественно, смотрим преимущественно фильмы о любви. Трагическая, комическая, мелодраматическая, любовь - она всегда любовь. Последний из недавно просмотренных - "Анна Каренина" (2012) британского режиссера Джо Райта, где великолепные костюмы, красивые танцы и оригинальные вкрапления театрализованного представления (впрочем, не всегда оправданы, вот как в сценах с канцелярией Стива Облонский) к чисто кинематографическому дискурсу.

С Сашей - а именно так зовут моего племянника - наши просмотры более разнообразны. Это прежде всего жесткие боевики, в которых добро непременно побеждает зло, фантастика, антиутопии и фильмы-катастрофы, вроде "Эквилибриума" Курта Уиммера или "Заразы" Стивена Содерберга. Еще одна любимая категория - исторические фильмы, среди которых первое место занимают произведения о первой и второй мировой войне. Последнее, что мы смотрели в этот не совсем счастливый год - "Ярость" (2014) американца Дэвида Эера, с Брэдом Питтом в главной роли. В опытный в боях с немецкими фашистами экипаж американского танка "Sherman" попадает неопытный молодой новобранец, который на ходу учится стрелять, заниматься с женщиной и, из песни слова не выкинешь, употреблять крепкие алкогольные напитки. Попав в трудную ситуацию, с которой уже никому, за исключением новобранца, не удастся выбраться живым, командир танка открывает бутылку именно такого напитка, пьет сам и угощает боевых товарищей со словами: "Выпьем, ребята, потому что до похмелья мы все равно не доживем".

Именно здесь у меня, как у неисправимого игрока в бисер, включаются сначала смутные, а потом все яснее ассоциации и воспоминания. Я уже где-то слышал эту фразу. Может, подобную ей. Может, не слышал, а читал. И ситуация была подобна той, в которую попали американские танкисты из фильма. Что это было? Какое место, судьбой определено для обороны, какой отряд обреченных на гибель бойцов ...

На помощь приходит не кто иной, а уже упомянутый сегодня Сенека. Размышляя над словесными выкрутасами, к которым не раз прибегают философы, в том силе и стоечные, пытаясь преодолеть страх перед смертью у своих читателей (в письме приведены примеры такого софистического коварства в Зенона), Сенека упоминает о спартанцах, засевших в теснине Термопилы. Не надеясь ни победить колоссальную армию персов, ни вернуться, зная, что этот узкий проход станет их могилой - какие слова скажет царь Леонид, чтобы воины имели мужество своими телами и жизнями загородить путь вражеской лавине, и ушли из жизни, но не со своего места? "Давайте-ка завтракать, соратники, ведь ужинать мы будем уже на том свете" - вот что он сказал. И ни у кого кусок не выпал из руки, не увяз в зубах, не застрял в горле - все обещали быть и на завтраке, и на ужине", - не скрывая восторга, пишет Сенека, пробуждая незримую, но от этого не менее надежную тропу извечного этического образца, что ведет к бессмертному мужеству и вымышленным американским танкистам, и реальным украинским юношам, павшим под Крутами, и к защитникам Донецкого аэропорта, и дальше, в наши дни.

Приближается Новый год. Хотя я давно уже не употребляю алкоголь, но пусть эта колонка будет моим новогодним тостом за мужество. Чтобы мы никогда не отказывались прийти ни на завтрак, ни на ужин бытия. Чтобы мы до смерти - и в смерти также - оставались собой, защищая свет, а не тьму.