Закон есть. Будет ли язык?

В 1989 году я сделал свой первый сине-желтый значок. К тому времени я был национально сознательным студентом Киевского университета имени Тараса Шевченко, поэтому принятие Закона "О языках в Украинской ССР" в октябре 1989 года воспринимал как ключевое событие национального самоопределения. Тогда парламент советской республики, состояящий по партийным разнарядкам из трактористов, звеньевых-колхозниц, военных, директоров и партийных руководителей, сумел принять языковую норму, которая обеспечила довольно бесконфликтное и успешное становление молодого государства.

Депутатов давил своим авторитетом Союз писателей Украины, энтузиасты национального возрождения объединились в Обществе украинского языка имени Тараса Шевченко. Но ключевую роль в принятии политического решения о языковой автономизации Украины (а этим законом устанавливался государственный статус украинского языка) сыграл тогдашний заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КПУ Леонид Кравчук, которого, вероятно, под эту функцию, именно в октябре 1989 года повысили до статуса секретаря ЦК КПУ.

Почти через 23 года после этого действительно исторического события мне выпало представлять Национальный институт стратегических исследований в специальной комиссии, которая работала над изменениями к скандальному закону Кивалова-Колесниченко. Комиссию возглавлял Леонид Макарович Кравчук.

Время, пролегшее между этими датами, было полно различных событий исторического значения, и языковой вопрос не раз поднимался очень остро на политической повестке дня. Предоставление русскому языку статуса государственного было одним из мощных стимулов поддержки кандидата в президенты Леонида Кучмы в 1994 году. Языковой статус-кво подвергался атакам как со стороны пророссийских сил, так и со стороны радикальных украинизаторов. Постоянно пыталась разыграть в Украине языковую карту Москва, увидевшая именно в этом вопросе возможность расколоть украинское общество (по примеру балтийских государств). Но политическому классу Украины все время становления государственности удавалось сохранять мудрость и не нарушать неустойчивое равновесие, установившееся в языковой сфере. Постепенно переходила на украинский язык система образования, наука, украинский стал доминировать в административной и правовой сфере. Но при этом носители русского языка в быту не испытывали избыточного давления или дискриминации.

Конечно, этот статус-кво не мог удовлетворить полностью ни одну из сторон языкового конфликта. Русскоязычная партия была, очевидно, более активной и наступательной. Значительная часть граждан и политиков, опирались на их поддержку, хотели любым способом добиться официального статуса русского языка в Украине. На деле это означало только одно - добиться права не знать, не владеть и не слышать украинского языка. Поскольку достойных аргументов для этого не находилось, то в дело шли страшные истории о невозможности понять инструкцию к лекарствам и тому подобное.

Впрочем, не менее категоричными были требования и противоположной стороны. Знаю многих людей, которые воспринимают русскоязычное окружение в том же Киеве как личную трагедию. В 1996 году я был в составе группы творческой молодежи из Украины на встрече с украинскими общинами Америки. Диаспоряне подходили и искренне возмущались: Украина уже 5 лет как независима, а в Киеве до сих пор звучит русская речь.

Словом, эмоций с обеих сторон всегда хватало. Но политика должна руководствоваться рациональными подходами и трезвой оценкой реальности, если она, конечно, является ответственной и ориентированной на национальные интересы.

Переломить ситуацию удалось только в 2012 году. Принятие закона Кивалова-Колесниченко означало для меня, во-первых, ставку команды Януковича на гражданский конфликт, и, во-вторых, потерю субъектности украинской власти, которая полностью перешла на выполнение инструкций из Кремля.

Впрочем, анализ того закона показывал, что выполнить его невозможно. Отдельные положения, в случае своей имплементации, внесли бы такой хаос, например, в сферу образования, в административный процесс, потребовали бы такого количества дополнительных средств (в частности, на перевод нормативных актов, сопровождение административных и юридических процессов), что это наводило на мысль об исключительно декларативном и символическом характере закона. И он дал свой политический результат, не только в виде дополнительных нескольких процентов за Партию регионов, но и в доведении ситуации в стране до кризиса 2014 года (вспомним, что отмена закона была использована как стимул к сепаратизму в Крыму и на Донбассе).

Итак, возвращаясь к вопросам в современных условиях, когда многое уже стало понятным и есть возможность анализировать предыдущий опыт, следует извлечь несколько уроков, которые позволят не только принять мудрую законодательную норму, но и должным образом ее внедрить на практике.

Был ли закон 1989 года победой национальных сил и курса на независимость? Да, это очевидно. Был ли он при этом компромиссным и учитывал ли интересы различных сторон? Бесспорно, да. Такое решение должно быть для нас положительным примером и сегодня. А для этого надо определиться, в чем конкретно заключается победа нового закона, принятого ВР в 2019 году, и в чем заключается связанный с ним общественный компромисс.

Итак, предлагаю несколько тезисов, которые очерчивают ответ на эти вопросы.

Утверждение государственного статуса украинского языка является политической и юридической необходимостью. Она вытекает не из "восстановления исторической справедливости", и не из "возвращения к истокам духовности родного народа", а из острой потребности государства иметь коммуникативную, технологическую, терминологическую базу для своей деятельности. Осознанная таким образом необходимость государственного языка должна стать элементом гражданского консенсуса (нового общественного договора), который не должен пересматриваться под влиянием политической конъюнктуры.

Украинский язык - это наш код доступа в сферу государственного управления, публичной политики, отечественной правовой системы, отечественных образовательных и научных сфер. И слово код я употребляю не в мифо-поэтическом смысле, а по аналогии с методами программирования. И все граждане Украины, несмотря на то, какой язык для них является родным, заинтересованы в том, чтобы на этот код мы имели монополию. Поэтому единственный государственный язык - это национальная безопасность, защита рынков, социальная справедливость и внутренняя консолидация.

Иллюзия о том, что два или более государственных языка упрощают кому-то жизнь или гармонизируют общественные отношения разбивается как обычными логическими аргументами, так и примером подавляющего большинства успешных стран мира, которые, несмотря на внутреннюю мультикультурность, функционируют как государства на основе одного языка. Для кого-то в этом может быть убедительным пример закона о статусе русского языка в Российской Федерации. Официальное двуязычие или многоязычие - это роскошь, которая имеет свою цену и в денежном эквиваленте, и в дополнительной нагрузке на все функции государства.

Русский язык - это не язык врага, и не язык оккупации. Это родной язык значительного числа жителей нашей страны, которым это не мешает быть ни равноправными гражданами, ни патриотами Украины. Просто среди их жизненных задач, обусловленных объективными обстоятельствами проживания в нашей стране и фактом ее гражданства, есть одна дополнительная - овладеть украинским языком. На том уровне и в том объеме, который необходим им для общения с государством, участия в общественно-политических процессах, полноценной интеграции в культурное и информационное пространство Украины. Считаю такую постановку вопроса справедливой и исчерпывающей.

Незнание языка не может считаться виной или особой гражданской позицией человека. Такое незнание является функциональным ограничением, которое в одних случаях компенсируется за счет налогоплательщиков, а в других остается в сфере ответственности самого человека (имею в виду оплату услуг переводчика).

Украинский язык живет в нескольких измерениях - бытовом, художественном, духовном, медийном и тому подобное. Государственное регулирование должно касаться тех сфер, которые государство на самом деле способно контролировать и должно это делать. Поэтому государственное нормирование использования языка должно иметь четкие рамки и не менее четкие инструменты влияния на ситуацию. Не надо законом принуждать любить или уважать язык. Законом надо урегулировать ситуации, требующие принятия формальных решений.

Нормативная форма украинского языка должна быть максимально четкой, функциональной и универсальной. Она должна быть ориентирована не на "возвращение к истокам", а на соответствие реалиям. Следует решительно отказаться от принципа "чтобы не так, как в русском". Подчеркиваю, что говорю о нормативно утвержденной форме украинского языка. А для художественного самовыражения и реализации неисчерпаемого духовного потенциала есть соответствующие жанры и виды деятельности.

Сделать украинский язык в Украине популярным и престижным не может ни один закон. Это могут сделать только носители этого языка, в случае если они будут интеллектуально и духовно развитыми личностями, будут создавать на этом языке новые художественные ценности, будут выражать на нем значимые для нации мысли и идеи, а их среда общения будет привлекательной с моральной точки зрения, будет давать обществу образцы социальной и профессиональной компетентности. Собственно, таким путем украинский язык и собирал себе сторонников из-за исторически неблагоприятных периодов.

Не сомневаюсь, что к языковому вопросу мы в Украине еще будем возвращаться не раз. Потому что принятый закон не снял всех вопросов и довольно противоречиво воспринимается в обществе. А также потому, что слишком велик соблазн снова и снова использовать языковую карту в борьбе за власть. Поэтому, несмотря на то, будет идти речь о законодательных изменениях, новых нормативных актах, или только о практике их применения, важно держать в фокусе верные ориентиры и приоритеты.

Для этого их надо вовремя осознать, обсудить и согласовать на гражданском уровне.