Павел Гудимов: Я полностью называю себя человеком будущего

Выставки, которые Вы делаете, я даже не знаю, как их назвать, потому что проект «Тени забытых предков», проект «Энеида» - эта книга так и называется. Как концептуально называть те проекты, за которые Вы беретесь? Что Вы хотите через Ваши проекты донести зрителю, украинцам, тому, кто приходит на Ваши выставки?

В принципе, если немножко знать историю куратора Гудимова, то она состоит не только из проектов, которые происходят в музеях. Конечно, я работаю со многими институтами, в том числе с независимыми институтами, которые есть на территории не только Украины, но и Франции, Польши и других стран. Но в чем, наверное, за последние 2 года я постарался выделить отдельное направление выставок, которые говорят о феноменах прошлого, но современным языком.

То есть основной вопрос, который меня очень сильно беспокоил, как во времена, когда мы живем в современном мире, мы все знаем, что такое современное искусство, мы понимаем современные тенденции, моду, гаджеты, информационное пространство. Но как адаптировать тот материал, который якобы уже актуализирован, к этому?

И, собственно, «Тени забытых предков» - выставка, проект, который Вы упомянули как первый, мы делали действительно большим коллективом совместно с киностудией. То есть это проект "Я в галерее и киностудии". Мы сначала его показали во Львове во Дворце искусств. И главное - как сделать выставку о фильме с 50-летней историей. О фильме с политическим, творческим бэкграундом. Литературном произведении, потому что «Тени забытых предков» Коцюбинского прежде всего. О дальнейшем развитии судьбы всех авторов.

Как собрать, чтобы оно не рассыпалось, так как очень часто, на примере украинских музеев и выставок, выставка насыщена артефактами. Она якобы последовательный нарратив, но она не держится, она не имеет завершенной художественной формы. Вот, собственно, я стараюсь с самого начала понять, какая художественная форма, целостность должна быть у любого проекта.

И когда мы в этом году совместно с Национальным художественным музеем сделали превью на «Книжном Арсенале» «Энеиды» Базилевича - это был первый публичный шаг, когда мы заявили, что заходим в тему объединения исторических контекстов - в данном случае мы говорим о визуальной истории - и литературных аспектов, за которые держится этот исторически визуальный аспект. Если мы сегодня говорим об известных фигурах, конечно, Анатолий Базилевич - это номер один, наверное, потому что в Украине было выпущено еще в советское время, после распада Советского Союза в независимые времена, было издано много книг. Известно более 17 переизданий книги с иллюстрациями А. Базилевича. Люди иногда фамилии не знают, они видят картинку и сразу понимают, о чем идет речь.

Мы найдем, потом обязательно покажем.

Важно сказать, что Базилевич дал старт большому исследованию, и четыре куратора - Диана Клочко, Даниил Никитин, Полина Лимин и я - мы взялись за эту тему. В кратчайшие сроки, практически за 8 месяцев мы провели коммуникацию с 11 украинскими музеями. Мы нашли более 400 артефактов, но не все нашли, что хотели найти. Об этом можем так же поговорить. И в конце концов постарались максимально полно представить все это в стенах художественного музея.

Мы знаем большую проблему Национального музея - маленькие выставочные площади. Ну и, собственно, коллектив согласился демонтировать часть постоянной экспозиции, для того чтобы в большем объеме показать «Проекты «Энеиды». Это три очень важных периода: конец XIX - 20-е годы ХХ в., Затем начиная с 1920-х до конца 1950-х годов и с 1960-х до 2000-х. То есть мы поделили, грубо говоря, на три большие части тот исторический пласт.

И самая главная идея выставки - это показать, как менялся визуальный язык, как приходили новые стили, как политика влияла на визуальность. Как в период хрущевской оттепели эта свобода выливается на страницы книг, декоративного искусства, станкового искусства. И как происходит полный откат в 1970-е годы, когда брежневское засилье, холодная война.

Я понимаю, что там не так много площадей, то есть Вы очень интересно рассказываете. Я помню Вашу выставку, думаю, что если бы Ваш рассказ положить и визуализировать, кроме работ авторов и иллюстраторов, то, что Вы рассказываете, совместить с Брежневым, Вы не думали это сделать?

Я вообще думаю о мультимедийности, о мультикартинности этих вещей.

Это вообще гениальная идея: взять украинское классическое произведение и показать изменение отношения творческого видения художников в зависимости от эпохи, которую переживает народ и страна.

Да, собственно, это и есть главная идея выставки. Но выставка, Вы знаете, она существует два месяца - до 29 октября она существует. Затем она разъезжается по музеям, и неизвестно, в каком веке мы увидим подобную подборку и будет ли дополнен экспозиционный ряд новыми экспонатами. Хорошо, что остается книга, хорошо, что остаются воспоминания, остаются сюжеты.

Хорошо, что иногда остаются документальные фильмы, кстати, это жанр, когда практически каждая выставка, которая происходит за рубежом, сопровождается документальным фильмом. И это стандарт. Поэтому даже тот ролик рекламный, который мы сделали, который зрители Вашего канала также могут видеть, он и есть, как за 15 секунд в стиле 25-го кадра показать всю ту визуальную насыщенность.

А вот скажите, Вы как куратор, как специалист где учились этой организации выставок? Вы следите, как это происходит в Европе, следите за последними какими-то трендами в этой сфере?

Было бы глупостью сказать, что я самоучка, что я научился сам всему, сам ко всему пришел. Но мне кажется, что в плане организации выставок и кураторской работы это достаточно лживый путь. То есть ты можешь прийти к чему-то, а потом оказывается, что ты не обучен, не знаешь, какой куратор уже давно это делал, и ты сводишь к инновациям те вещи, которые уже давно существуют. Я могу сказать, что это один из таких примеров обучения – конечно, всегда есть люди, которых ты считаешь своими учителями.

Есть в украинском контексте несколько человек, которые для меня очень важны, они меня научили мыслить пространственно, тематически. Это Павел Маков, Игорь Янович, Тиберий Сильваши, Николай Малышко. Это очень строгие художники, но они за 10 лет постоянного сотрудничества, например, меня четко и ясно научили, как в старые добрые времена. Ты попадаешь в мастерскую художника и учишься мыслить, видеть и передавать. С иностранных примеров самый такой известный международный авторитет - это Жан-Юбер Мартен, с которым у нас были профессиональные диалоги первые, наверное, года три назад, последний - в прошлом году у нас был. Я езжу на его выставки, мы рады рассказывать друг другу о каких-то вещах и выдерживать элементарно этот диалог между кураторами.

Но этот куратор является практически последним из живых гениев, которые поменяли полностью отношение к выставкам. До Юбера Мартена выставка, конечно, была определенной системой, которая так или иначе строилась либо хронологически, либо тематически, либо жанрово. Юбер Мартен сделал то, что до него никто не делал. В 1989 году в Центре Помпиду (на тот момент он был там директором, это огромный музей современного искусства в центре Парижа) он сделал выставку «Маги Земли». Она, кстати, партнерско расходилась за стены музея - она происходила в других локациях, но эта выставка впервые спаралелила современное искусство с народным или наивным, искусством мира.

Он просто стер границы в жанровом отношении, потому что совместил в одном проекте наивных авторов и профессионалов, которые оказались очень близки каким-то своим видением, иногда даже визуальными кодами и т.д. Эта выставка имела невероятный резонанс. После этой выставки ему не продлили контракт, была очень критическая атмосфера.

Но после того, как прошло 25 лет, это считается одним из крупнейших экспериментов, который удался, который повлиял на полностью новую музеологию, новую практику организации выставок. И хотя Жан-Юбер Мартен является таким большим интеллектуалом, он очень понятен и прост в общении.

Такие диалоги действительно воспитывают. Я считаю его своим великим учителем. В прошлом году я посещал его выставку (также имел с ним встречу в Париже), которая называлась «Карамболяж». Он очень сильно расширил спектр того искусства и неискусства, которое собирает на выставке. Карамболяж - это удар в бильярде, карамболь. Когда ты бьешь шаром и он сбивает сразу два, т.е. когда один экспонат выставки давал развитие следующим двум. Это практически игра кураторская.

Я поставлю Вам, возможно, такой странный вопрос, который много раз задавали, но время идет, кто-то это помнит, а кто-то нет. Как так получилось, что Вы музыкант сначала своих проектов, затем популярной группы в Украине «Океан Эльзы» вдруг переходите в эту сферу - в сферу организации выставок. Почему это произошло?

Во-первых, я совершенно серьезно называю себя человеком будущего, я никогда не хочу сидеть на одном месте всю жизнь, делать свою работу тихо. Я хочу быть человеком, который провоцирует определенные процессы, если она чувствует внутреннюю силу в себе и, соответственно, профессиональную силу.

Поэтому если разложить мою жизнь на определенные периоды, детский период как раз больше касался визуального искусства и архитектуры. Я родился в семье, где мама была инженером-строителем, дед был достаточно известный архитектор. Я рос среди макетов, среди книг по искусству, моя бабушка была театралом. И, соответственно, эта творческая атмосфера меня пронизывала.

Еще до школы у меня были выставки своих работ, которые организовывал мой дед. Ну это такие сентиментальные истории, но очень важно, какие это работы были - это были кубистические портреты, я был под большим впечатлением от Пикассо.

До школы?

До школы-это в 5-6 лет. В конце концов, особенно когда речь идет о подростковом возрасте, музыка очень сильно меня переломила, но в моей сфере интересов осталась и мое первое образование как раз была ландшафтная архитектура. То есть дизайн, ландшафтная архитектура, архитектура, музыка, искусство - и, соответственно, весь круг путешествий, которые происходили, например, гастрольные, мне были нужны, чтобы задеть эти темы.

Я посещал всегда кучу выставок - на международных гастролях. В Украине, к сожалению, нет такой сети, таких крутых музеев, как во Франции, в Лондоне, в Польше и т.д., куда мы ездили с группой «Океан Эльзы» на гастроли. И в какой-то момент я понял, что в музыке я, наверное, сказал все, что хотел сказать. Важно сказать, что я не расстался с музыкой, те песни, которые я не реализовал в группе «Океан Эльзы», я реализовал в проекте «Гудимов». Мы записали три альбома, их можно бесплатно, кстати, скачивать в интернете, на нашем сайте, синглы и т.д.

Я делюсь музыкой. А на сегодняшний момент музыка - это только сейшены в профессиональной среде, которые я иногда организовываю, а иногда участвую. То есть музыка как практика и дисциплина осталась, но я не рассматриваю музыку как свою территорию деятельности на сегодня, потому что, еще играя в «Океане Эльзы», я открыл такой первый институционный шоу-рум «Я - дизайн», в котором начал проводить выставки современного искусства (15 лет назад) и концептуального дизайна. Это все меня настолько увлекло, что в какой-то период мы просто со Славиком сели, поговорили.

Я говорю: не хочу тебя подводить никак, но я стою на сцене играю, а моя голова уже давно там. То есть я хочу заниматься художественными проектами.

Вот Вы сказали, что еще ребенком писали, рисовали картины. Я понимаю, что может это дедушка организовывал. История сентиментальная, но Вы реализовывались в музыке как музыкант самостоятельно - и в собственном проекте в первую очередь, в искусстве тоже.

4Но эти работы - это работы о других людях, потому что Вы не пишете свою «Энеиду», Вы не иллюстрируете «Энеиду» или не пишете свою книгу, а Вы популяризируете, собираете и показываете людям то, что сделали другие. «Тени забытых предков» - это тоже произведение, написанное Коцюбинским, снятое Параджановым о  жизни других гуцулов, которые там живут.

У Вас не стоит такой выбор внутренний, внутренняя дискуссия: надо популяризировать других или надо делать что-то самому? Я имею в виду, или свои произведения создавать оригинальные? Почему Вы выбираете такой путь, Вы же себе эти вопросы, видимо, ставите?

Вы очень правы в таких вопросах, потому что многие не могут разобраться. И этот постоянный конфликт интересов: он якобы популяризирует себя каким-то шагом, такой селф-промоушн иногда делает. Я давно сделал выбор – по поводу этики, кураторской этики, организационной, менеджерской, могу дискутировать достаточно долго.

Я не считаю, что этика - это закрепленные правила. Есть какие-то вещи, которые всегда можно рассматривать под разными углами. Но если говорить о моих внутренних, то есть я слушаю себя, как любой профессионал, - это интуиция. Я, слушая себя, понял, что в какой-то момент можно полностью самореализоваться, когда ты рассказываешь о другом, о других, но так, как ты находишь этот язык. Поэтому эти проекты ни в коем случае я не считаю просто банальной системой популяризации работ других художников.

Я считаю их такой актуализацией, во-первых, такой эклектикой, когда современные люди собираются вместе. А, как Вы знаете, я очень часто люблю работать в тандемах кураторских, в группах кураторских, которые просто мы собираем. И в конце концов происходит очень интересный процесс: постоянный поиск, находки, поездки и т.д. Ты получаешь от процесса большое удовольствие. Еще - есть люди (можно по-другому Ваш вопрос сформулировать), которые получают огромное удовольствие от результата. Для них процесс - это такое, знаете, будни. Для меня сам процесс является интересным.

Вот представьте себе: открылась выставка - я, конечно, по инерции, еще люблю этот продукт, но головой уже в другом проекте. Я понимаю, что для меня этот процесс упорядочения является наибольшим проявление себя. Но я могу еще раз сказать: на сегодняшний момент, когда говорим о выставке, куратор - тот самый творческий индивидуум, тот самый, можно сказать, художник, который собирает свою формулу, и он имеет полное право на это, потому что он несет ответственность за этот выставочный продукт.

И, собственно, когда я говорю о не очень этических проявлениях, возможно, но очень интересных. Например, в этом году в Днепропетровском художественном музее я курировал проект, который называется «Гость». Я показал гуцульскую, западно-украинскую, немного ближе к Волыни, деревянную скульптуру XVIII-XIX- начале XX века в диалоге с современным искусством. Это такая большая инсталляция на пять залов музея, которые были собраны как таковые. Что такое инсталляция?

Это, по сути, уже есть художественное произведение. Где я выступил немножечко в роли такого составителя, и это все можно посмотреть, кстати, на сайте «Я Галерея». Трудно рассказывать, я думаю, что это легко вывести даже на экраны, эта выставка является более новаторской, чем проект «Энеида» и более новаторской, чем «Тени забытых предков». Хотя я не могу понять, почему такой традиционный продукт, как «Тени забытых предков», для мирового контекста так новаторски был принят в Украине. Для меня есть традиция - просто большое пространство требует больше мультимедиа, оно требует больше пространственных решений, больше инсталляций.

В Украине вообще больше таких современных творчески нарративных выставок не было. Я хотел Вас спросить, чувствуете ли Вы конкуренцию, занимается ли еще кто-то этим?

Каждый день мне ставят этот вопрос. Я хочу почувствовать эту конкуренцию, я хочу подрываться с постели утром и говорить: блин, меня уже закрывают.

Вот тот же вопрос. Понимаете, все эти Ваши работы, например, «Энеида» и «Тени забытых предков», я убежден, что и другие выставки тоже, это такие выставки, которые должны посещать школьники, должно поддерживать государство, план которых должно государство иметь. Я имею в виду государственные институты.

Либо если не государство, если мы берем опыт европейских стран. Существуют различные фонды стран Европейского Союза, которых множество, которые для нас закрыты. Мы оторваны от всей этой системы финансирования культуры, которая есть в больших странах. Как в таких условиях Вы выживаете?

Спасибо за вопрос. Вы знаете, очень хороший термин я услышал. В этом году я проходил такой большой подготовительный этап. Две недели работал в Министерстве культуры Франции, и так же в той команде были 117 менеджеров культуры со всего мира, со всех континентов. И, собственно, представитель Африки сказал очень интересную вещь.

Он говорит: «У нас трудно с финансированием от государства, я занимаюсь френд-рейзингом». То есть все выставки, которые осуществляются, в том числе и «Проект«Энеида», это проект френд-рейзинг. Например, выставку полностью поддержал,  и параллельно программу выставки, которая является огромной, Фонд семьи Загорий, которые поддержали например, «Тени забытых предков» во Львове. Но есть и много других - всегда фамилии указываются, кто приобщается к этому.

Какие-то выставки так же поддерживает, например, Дмитрий Шимкив, какие-то Лидия Билас, и Юрий Осламовский практически приобщается ко всем проектам. Это люди, которые мне очень близки не потому, что они поддерживают те проекты, которые я делаю, а потому что их мировоззрение такое же. Это люди будущего. Они не хотят дальше работать в свой карман, они хотят жить в другой стране. И когда мы говорим о роли культуры для осуществления изменений, мне кажется никому, и зрителям канала, не нужно рассказывать, что культура является одним из фундаментальных рычагов изменений.

Это правда, но у нас, к сожалению, в нашем технократическом обществе, я имею в виду Украину, Украину от времени провозглашения Независимости, никогда какого-то такого видения настоящей культурной революции, я не имею в виду китайский пример, но я имею в виду в хорошем понимании культурной революции, потому что мы пережили три революции - Майдан студенческий, Помаранчевую революцию, Революцию Достоинства, но никогда это не приводило к культурной революции.

Насколько связана с Вашей точки зрения необходимости проводить эти все предшествующие революции из-за того, что не было культурной? Или она была, а мы ее не заметили. Или она может произойти в будущем?

Я думаю, что она происходит. Есть такой термин - украинский ренессанс. Мне кажется, что слово «ренессанс» здесь, наверное, не нужно применять. Она происходит, и несколько этапов уже было. Один из первых этапов - это когда массовая популярная культура стала украинская.

То есть, давайте откровенно скажу. Я могу так же, как и с революционного процесса, назвать определенные культурные события, к которым я присоединился, кроме студенческого Майдана, кроме Помаранчевой революции и Революции Достоинства. Это «Океан Эльзы», который так же является революцией. Потому что, поверьте мне, группа «Океан Эльзы» сделала больше для воспитания культуры, конечно, массовыми инструментами, чем все министерства, вместе взятые. И здесь я готов спорить, потому что это истинно народная группа с огромной любовью. Последние доказательства - концерты в Киеве, во Львове и так далее. То есть очень важные вещи. На песенный уровень - непростой.

Давайте говорить о массовой культуре еще немножечко. Очень важный инструмент был «Червона рута». Это было гораздо раньше, конечно, но «Червона рута» дала вектор, как сделать украинскую культуру, песенную культуру модной. Теперь инструментарии. Затем был «Гоголь-фест». Это революция. Он проходит много стадий, но это революционный проект, который так же созрел из низов якобы. Его никто не спустил нам из Министерства культуры или из других министерств, ведомств. Он вырос снизу.

И собственно, когда мы говорим там о «Тени забытых предков», это так же маленькая революция в своей области. В кино происходят революции. Они еще не настолько выразительны, наверное, как будут скоро. Но мы с вами еще не разобрались с прошлым. Почему иногда 40 лет надо по пустыне ходить. Слава Богу, мы по чернозему ходим эти 40 лет. Мы еще не разобрались. Вот собственно моя попытка по-кураторски упорядочить феномены прошлого дает нам новую основу для переосмысления.

И, например, если мы уже говорим о проекте «Энеида», цель которого - спровоцировать новые интерпретации «Энеиды» на самом высоком современном прогрессивном и мировом уровне. Когда мы говорим о Котляревском, когда мы говорим о Вергилии, когда мы говорим о возможных развииях событий, это очень локальный проект якобы, да? Мы говорим о нас, о нашей первой книге, о нашей литературе, о нашей визуализацию, но сегодня локальные феномены очень интересные в мире.

Почему я говорил, что выставка «Тени забытых предков», которая поднимает вопрос от Коцюбинского к Параджанову, маленького локального народа европейского да? Который стремится сохраниться? Вы думаете, что в Швейцарии нет таких вопросов, или во Франции нет таких вопросов, или в Испании, сейчас раздираемой немножко другими процессами с Каталонией, нет таких вопросов? Или в Японии, отдаленной?

Я считаю, что так высоко «Тени забытых предков» - после того, как на плечах меценатов была показана в Киеве и Львове, как я говорил, потому что Киев - это наша совместная работа с FILM.UA, это киностудия. После того государство могло бы предложить сделать прогрессивно. Есть готовый продукт, заключить контракт, повезти и показать, например, в Канны, или в Японию, или в Швейцарию.

У нас есть бюджет, даже в Министерстве иностранных дел на культурные проекты.

Кто его видел? Я - нет. Я днем ​​с огнем не видел. Хотя, конечно, это хорошая идея, поскольку фильм когда-то в свое время популяризировал Украину, так же и эта выставка.

Во Франции ее обязательно надо показать, где культовость Параджанова не вызывает вообще вопросов. Контекст фольклорной культуры. Поэтому когда мы говорим даже о проекте «Энеида», как бы он мог выглядеть во Франции? Я исследовал эту тему. Феномен Котляревского вообще не известен практически Франции, конечно, если мы не говорим о диаспоре или об украинцах, которые там живут, но мы говорим о Вергилия и про его визуальные интерпретации во Франции, Великобритании и так далее, они были фантастические, но они закончились очень давно.

Практически новых супер мало, в то время как основная активность начинается с 60-х годов ХХ века. С революционных, кстати, когда мы говорим о революции, так 60-е годы в мире - это революционные годы. Рок-культура, новый кинематограф, новая театральная культура, новые студенческие волнения. Наконец, новая визуальная культура и мы без явной революции физической полные изменения в мире.

Поэтому когда мы говорим об автономной, состоится ли в Украине, возвращаясь, мы так скачем немножко с вопроса на вопрос, потому что все же они так или иначе связаны. Может ли локально  произойти культурная революция в Украине? Я считаю, культурная революция - это глобальные явления, которые происходят во всем мире. Тем более, мы не оторваны от мира. Чем дальше - мы больше становимся частью Европы.

И чем дальше - мы становимся частью мирового нарратива. Но когда мы говорим о технологиях использования культурного языка - как иногда политического, как иногда - социального, как коммуникативного инструмента, то они не отработаны. Поэтому мы не можем говорить о революции даже или о популяризации, которая может равняться революции в Украине без мощной государственной системы поддержки украинской культуры. Когда, например, мы сейчас имеем квоты на украиноязычную музыку, да. Прекрасно, реклама украиноязычная должно быть. Книга поддержана.

А почему у нас нет программ по выставкам? Кино, кстати, поддерживается, слава Богу. Почему у нас нет программы поддержки музеев, которые есть, если мы вот так посмотрим на все страны, они сильно вкладывают в музеи, потому что это учреждение репрезентативные, которые полностью характеризует положение страны. У нас так же можно зайти в музее. Требующих глубокой реставрации и глубокого пересмотра программной деятельности. Потому что все было направлено на сохранение, а сегодня сохранение важное, но должна работать популяризация.

Вы, кстати, когда говорили о музеях, сказали, что, когда вы делали эту выставку и искали какие-то работы, были такие работы, которые вы не нашли и мы потом об этом поговорим. Давайте поговорим. Что вы имели в виду?

Давайте говорить откровенно. Два направления, которые я считаю достаточно тупиковыми сейчас.

Архивно-историческое направление. Например, рукописи Котляревского. Я очень хотел, чтобы на той выставке, хотя бы на открытие, был рукопись Котляревского. О каком бы то все знают, какой копировался, и в музеях есть куча всяких факсимиле, копий, но мы обратились совместно с Национальным музеем ко всем архивам, где он мог сохраняться.

В музейные фонды и так далее. Оказалось, что все основные архивы музеев не имеют оригиналов рукописи Котляревского. Где они находятся? То есть это вопрос открытый.

Вы так и не нашли?

Мы не нашли даже дорожку до того. То есть много версий. Но версии - это лишь версии для обсуждения профессионалами. Но есть вторая линия, которую мы на примере Николая Бутовича, очень крутого графика-художника, который жил во Львове до войны Второй мировой, а затем эмигрировал в США. Бутович был очень точным графиком, который всегда в своих графических работах, а вы понимаете, что такое графика, графика - будто бы у нее прикладной, прежде всего характер, но графика имеет очень сильно признаки времени.

Он всегда был передовым. Во времена авангарда он был авангардистский. Позже, когда в Америке он берет какие-то поп-арт-варианты, илюстратив. И точность его иллюстрации очень-очень серьезная. Все практически профессионалы, которые работали над выставкой, сказали: «Боже, как жаль, как бы показать больше Бутовича, чем три маленькие работы, которые на выставке, потому что он всю жизнь посвятил «Энеиде».

В конце концов, мы столкнулись с тем, что есть архивы, но они находятся в США. Есть архивы немножко в Украине, но они закрыты, потому что так. Потому что они закрыты. Нет доступа нам как специалистам к тем архивам. Надо заранее, за полгода возможно, возможно и т. Дд. Поэтому, когда мы говорим об очень важном пласте - творчестве украинцев, которые жили за границей, эмигрировавших, которые переехали. Которые потеряли связь с Родиной. Этот пласт художников и качество этих художников фантастическая.

На выставке мы видим только два представителя. Слава Богу, есть больше пласт Мирона Левицкого работ. Иллюстратор, в 60-х сделал гениальную серию. Вчера, кстати, была экскурсия и очень-очень интересный прием. Руководитель той группы и сказал: «Кому из художников прошлого вы хотите похлопать и поблагодарить?». И молодые люди сказали: «Хотим Левицкому похлопать». Они хлопали Левицкому и говорили «браво».

То есть это интересный такой прием, когда якобы мы видим художника, который имеет украинские корни, но формировался за рубежом. Он не просто формировался, наверное, здесь, но профессиональная зрелость пришла уже за рубежом. Но мы, к сожалению, не видим возвращение тех работ в Украине. Слава Богу, что Горынь-Левицкая, жена, еще за свою жизнь подарила несколько работ Львовскому национальному музею имени Шептицкого.

Но в большинстве случаев нет пласта, который бы рассказал о том, как мы, украинцы, жили за границей, творили за границей и, по-моему, это вызревает еще один огромный проект, который невозможно сделать, просто проехавшись Украинский музеями. Проект о нашем искусстве, но за пределами Украины.

Это фантастический пласт, который сегодня для нас, кроме нескольких таких монографий скромных, нескольких маленьких, маленьких выставочных проявлений, закрыт. Но феномен Архипенко, феномен Гниздовского, Левицкого. Но это еще не все - Соня Делоне, например. Или когда мы говорим о тех художниках, которые вообще не состоялись, но талантливые. С сегодняшнего дня на них можно посмотреть.

Я думаю, что такой проект должен состояться в Украине прежде всего. Не обязательно их выкупать, их можно просто привезти. Каталогизировать, показать и знать, что где-то - или в частной коллекции, или в музейной коллекции, или в архиве есть этот пласт. Поэтому две ветви, которые мы сегодня можем сказать, такие тупиковые. Это касается, кстати, и российских архивов, так как с российскими музеями у нас диалога не получается пока.

Я думаю, что это политическая ситуация и она, наверное, изменится, но мы же понимаем, что, например, пласт Нарбута огромен. Пласт его работ находится в Санкт-Петербурге, и это означает, что мы не увидим тех работ? На выставке, например, в Национальном музее или в «Арсенале»? Так не должно быть. Культура должна работать в независимости от того, как мы ведем свою политическую жизнь. Пока у нас не получается.

В данном случае у нас с Россией, я так понимаю, и все так понимают, не так политический спор, как война, поэтому здесь есть свои особенности, к сожалению. Надеемся, что это изменится. Вот «Тени забытых предков», «Энеида», которые еще знаковые вещи нужно визуализировать?

Вы же думаете об этом. Вы говорите, что когда-то делаете, уже следующее думаете. А я так предполагаю, что не об одном следующем проекте думаете, а про их ряд. Да?

Да, конечно. Вы знаете, как ни странно, но, возможно, даже и «Тени», и проект «Энеида», и следующий проект. Возможно, они соберутся в такую ​​трилогию. Которая будет в принципе завершенной по своему формату, и мы перейдем к чему-то новому. К совершенно новым темам. Есть идея на следующий год. Собственно, она лежит давно на поверхности. Многие к ней подходили, но не реализовал это так, как должно быть.

Мы говорим о культурном сообществе и Украинской Народной Республике. О формировании украинского стиля. Собственно Нарбута, Кричевского, Бойчука, об академии, о тех проявления антиукраинскости, о Борисе Ефимове и т. д. Я знаю, что в украинских фондах и за рубежом есть те артефакты, которые нужно. Вот собственно моя голова думает сейчас об этом все, и было бы замечательно реализовать с Национальным художественным музеем.

Это, кстати, может, это сложно, можно было бы совместить с возрождением театральным и с возрождением литературным.

Обязательно. Но маленький период 17, 18, 19 - все. Почему 18-й - он посередине стоит. Это переломный в принципе год для нашей истории. Поэтому когда мы говорим об этом проекте, он меня очень волнует.

Я понимаю, что я несколько раз уже подходил к различным локальным темам, обособленным, но показать явление - это было бы очень важно. Я думаю, что надо расширять, сейчас искать состав кураторов, которые так же занимаются с разных сторон, потому что даже название уже придумал, но не скажу. Рано.

Но, конечно, я думаю о следующем уже ряде проектов, которые буду реализовывать в Киеве и именно они будут касаться очень широкого пласта и объединения сакральной темы с художественной.

Не в Киеве, но в Украине?

В Украине.