Глава Госкино Филипп Ильенко: Украинский зритель не хочет покупать билет на российские фильмы

 

 

 

 

Все-таки получилось так, что в кино вы пришли. Потому что начинали вы с других университетов, занимались юриспруденцией, но все равно оказались в кино. Вы, когда создавали свою юридическую компанию, работали в Минюсте, это вы осознанно не хотели идти в кино, не хотели иметь с ним ничего общего, а оно все-таки вас привлекло? Или просто не получалось?

Ну, это была попытка все же поработать не в кино, а в какой-то новой для нашей семьи сфере. Потому что все мои родственники и наши знакомые, весь круг общения – это были люди кино, искусства, которые тем или иным образом были связаны с кино.

Но жизнь все равно выводила меня на кино, и даже как юрист я работал в отрасли, связанной с авторским правом, правовым обеспечением деятельности кинопроизводственных и телевизионных компаний.

И выяснилось, что в кино можно зайти в любой профессии. Но я думаю, что это было связано с тем, что когда я должен выбирать профессию, украинский кинематограф оказался в ужасном кризисе.

И когда я поступал в 1994 году в университет, то мог, в принципе, поступить на режиссуру к своему отцу, но я просто не видел – кем же я потом буду работать? Идти на телевидение я не хотел, снимать русское кино в Украине мне тоже было неинтересно.

Поэтому чем активнее появлялась перспектива у украинского кино, тем активнее я пытался из юриспруденции переходить в украинские кинопроцессы, и оказалось, что юриспруденция – это неплохой старт для продюсера, для менеджера, в том числе и государственного.

Потому что это очень связано с законодательными процессами. И вы прекрасно знаете, при вашем активном участии эти процессы происходили, и вся эта сложная дорога доведения до вступления в силу нового закона о государственной поддержке кинематографии – оказалось, что все это легче делать, если ты являешься специалистом в юриспруденции.

Но вы – человек молодой. У вас в этом году будет юбилей, я так понимаю.

Да.

Относительно молодой, конечно.

Ну, кому как.

Кому как. Но вы работаете на государственной службе. В Украине государственная служба, – тем более для человека творческого или из творческой среды, и для человека из бизнес-среды, потому что вы все же занимались бизнесом, имели свою юридическую компанию, продюсировали фильмы – это всегда было неблагодарным делом.

Вот вы чувствуете какую-то свою миссию? Почему вы на это согласились? Почему вы этим занимаетесь? Может, при ваших талантах и активности, лучше было бы обслуживать какие-то крупные западные компании своей юридической компанией, или наоборот – снимать какое-то кино и зарабатывать деньги как продюсер?

Я этого абсолютно не исключаю в будущем. Я не думаю, что на всю жизнь пришел на государственную службу. Более того, мне кажется, что сейчас надо завершить начатые реформы, дать устойчивый прогресс основанным инициативам, и очевидно, что после того как государственный менеджмент отрасли перейдет из кризисного менеджмента в прогнозируемую системную работу (а мы к этому уверенно движемся), то я бы хотел попробовать себя в негосударственной форме в кинопроизводстве.

Знаете, мы уверенно движемся, но мне порой кажется, что наши политики, даже те, кто очень любят кино, не в полной мере осознают, каким образом оно должно функционировать.

Потому что есть разные модели. Есть модель американская, когда, фактически, рынок удерживает кинематограф. И тогда понятно, почему люди идут работать в кино: они могут и творчески реализовываться, и зарабатывать деньги.

Есть европейская модель, где, как бы, общество помогает, но это как раз общество, а не государство. То есть отчисления от кинотеатров (от сбора фильмов), от телекомпаний, от лотерей. В каждой стране какая-то своя модель. Но это, как правило, не деньги из бюджета. И это дает стабильность развития.

Потому что там можно спрогнозировать: сколько денег заработают кинотеатры, лотереи или телекомпании, то есть сколько средств получат люди, которые занимаются кино. А у нас, даже когда мы пробовали этот закон сделать, это всегда настойчиво выхолащивалось.

И всегда все сводится к бюджету. И даже не к четкой цифре из бюджета, а к тому, что каждый раз и каждый год правительство будет решать: дать столько-то или столько-то. И это каждый год надо просить. И чем должно руководствоваться правительство – непонятно, и перспектив напланировать сложно. Может ли кино развиваться с такой системой поддержки?

Я согласен, что, пожалуй, финальной стадией кинематографического реформы является введение независимых источников финансирования. Действительно, в разных странах – это разные источники. В Англии – это лотерея, в Польше и Франции – сбор от проката иностранных фильмов.

Это все дает возможность кинематографу существовать независимо от воли чиновников. Думаю, рано или поздно и мы к этому придем. Сегодня наша система еще не готова к этому, потому что всегда тот бизнес, на который будут возлагаться функции этого «кормления» кино, да и культуры в целом, против. Всегда возникают вопросы: а почему с нас, а не с водки, азартных игр... Мне кажется, что наше общество должно немного повзрослеть, потому что в других странах уже есть полное понимание, что есть определенные вещи, необходимые обществу для его нормального функционирования, в том числе креативные индустрии, без которых существование нормальной нации и государства не является возможным.

Сейчас уже есть определенный консенсус относительно этих вещей. Мы в новом законе серьезно отошли от совковых традиций поддержки кино: убрали такое понятие, как «государственный заказ», много других вещей, когда государство, фактически, покупало фильм. Права оставались у государства, а оно ведь не является дистрибьюторской компанией, которая может эффективно ими распоряжаться.

Это все в прошлом, все это открывает перспективу для перехода на другой уровень присутствия украинского кино в культурном дискурсе. И чем больше его будет появляться, тем легче будет аргументировать необходимость создания таких независимых источников.

Я смотрел на опыт поляков. У них также много лет занял путь перехода от поддержки фильмов из государственного бюджета непосредственно к финансированию от сбора на развитие кино. Где-то шесть лет работы только над конкретным законом, насколько я помню. Мы начали с другого.

У нас кино, за небольшими исключениями, никогда не поддерживалось из государственного бюджета. Поэтому у нас произошел разрыв творческих поколений, перестал передаваться опыт от мастера к ученикам. Сегодня молодые кинематографисты, которые возвращаются, или впервые входят в профессию, получают знания практически самостоятельно, рядом нет мастера, который поможет и научит.

Вот фильмы, которые сейчас снимаются. Какой примерно процент молодых авторов, а какой опытных?

Если считать молодыми моих сверстников, то большинство являются молодыми. А какая-то часть – совсем молодые, потому что они существенно моложе меня. Особенно мы активно поддерживаем дебюты, короткометражные, и там в основном двадцатилетние.

В общем есть только несколько людей старшего поколения, которые сейчас продолжают снимать. Остальные – это, условно говоря, молодежь. Ну, если можно (а я думаю можно) считать молодыми Мирослава Слабошпицкого, который со своим фильмом «Племя» дебютировал в 40 лет.

Ну, в кино можно. Кино, все-таки сложное искусство, потому что надо иметь несколько измерений реальности, и определенный жизненный опыт. Редко в кино 20-летние получают «Оскар», хоть и такое бывает.

А сколько фильмов снято в прошлом году, и сколько планируется в этом году?

Завершено производство 36 фильмов полного и короткого метра. Но я бы пока не говорил о статистике, потому что она не показательна. Ведь в 2014-м и до конца 2015-го нам не удалось запустить ни одного нового фильма. Мы просто титаническими усилиями пытались спасти остановленные производства. Хоть и остановленные по объективным причинам, тут мы не можем никого упрекнуть, кроме Российской Федерации.

Но уже с 2015 года удалось возобновить производство тех фильмов, которые были законсервированы, и только в конце того года мы начали запускать новые фильмы. Важнее, может быть, цифра, что у нас сейчас в производстве только при поддержке государства (ибо уже появляются и независимые продакшены) около 90 фильмов разных видов и жанров. Из них более 50 – полнометражные игровые и анимационные ленты, которые сейчас будут активно выходить в прокат. С осени уже практически каждые две недели будет выходить новый фильм.

Вы довольны – и как зритель, и как специалист – качеством нового украинского кино?

Я доволен тем, что это качество существенно возрастает. Я вижу это от фильма к фильму. Растет профессиональный уровень, растет понимание того, что надо учитывать вкусы аудитории, творить не искусство для себя, автора, а понимать, что кино, тем более поддерживаемое государством, должно качественно, профессионально и интересно выполнять общественную функцию.

Мне приятно было на премьере фильма Ахтема Сеитаблаева «Чужая молитва» увидеть овацию. Это уже говорит о том, что кино в нашей стране есть. Хотя есть много вызовов, которые нужно преодолеть.

Я не считаю, что это уже кинематограф того уровня, который может почивать на лаврах. Наоборот, чем больше мы делаем, тем больше видим недостатков, видим, чего еще не хватает, чему надо еще нужно учиться и в творческом, и в технологическом плане. Кстати, все больше говорим об образовании.

Образования не хватает?

Да.

А есть ли какие-то планы по восстановлению и реабилитации института Карпенко-Карого, по созданию новых киношкол?

Об этом мне трудно говорить, поскольку это не отнесено к компетенции Госкино.

Хорошо или плохо, что не отнесено?

На самом деле много того, что касается кино, не относится к нашей компетенции. Думаю, какие-то вещи правильно, что не отнесены, а какие-то, возможно, надо менять.

И новым законом нам дается возможность реализовывать такую форму господдержки, как поддержка исследований в области кино. Мы сможем финансировать производство студенческих фильмов, что очень важно, потому что сейчас мы этого законодательно не можем делать.

И сможем давать стипендии и гранты молодым людям для обучения и повышения квалификации, в том числе и за рубежом. Потому что сегодня кинематограф – это глобализированная индустрия. Для того, чтобы быть успешным в кино, нужно быть интегрированным в мировые процессы.

Какой фильм из украинских собрал наибольшую кассу?

«Поводырь».

«Поводырь» до сих пор остается лидером. А после «Поводыря»?

«Незламна».

Если считать сборы и на международном рынке, то там картина немного другая, но для меня важны именно показатели от украинского зрителя. Здесь лидирует «Поводырь», потом идет «Незламна» и третье место – мультфильм «Никита Кожемяка».

Это мы говорим о фильмах, которые были поддержаны государством. Потому что есть еще и другие фильмы, сделанные в Украине, которые имели лучшие показатели. Но есть и тема для разговора: можно ли их считать украинскими. Это, скорее, фильмы, сделанные в Украине.

Поскольку есть разные культурные маркеры принадлежности того или иного фильма – это украинское кино, это российское. И один из них, это, конечно, язык. Я уверен, что язык является одним из ключевых маркеров, по которым определяется принадлежность фильма к культуре той или иной страны.

В новом законе мы предусмотрели 100% украинского языка для поддержки государством, для того, чтобы этот фильм считался украинским.

И крымскотатарского.

И крымскотатарского, да. Вот в этом году 500 млн гривен было выделено на поддержку кинематографа. Поскольку нет независимого процесса формирования этих цифр, как это произошло? Вы пошли кого-то убедили: премьер-министра, министра культуры, президента - кто это решение принял? Почему именно такая сумма? Каким был механизм принятия этого решения?

Я так понимаю, что механизм был сложным и долгим, потому что первые цифры, которые мы получили в виде, скажем, того, что в начале бюджетного процесса рассылает Министерство финансов, были совсем другие, существенно другие, я бы так сказал, - в 5 раз меньше. Конечно, это для нас значило не просто возвращение на много лет назад, но и остановку многих проектов.

Мы начали это аргументировать и публично, и общаясь с различными ответственными органами власти, и мы с Вами как с главой комитета об этом общались.

И я думаю, что благодаря тому, что многие люди смогли объединить свои усилия для того, чтобы всех, кого надо, в этом убедить (в том числе, кстати, что нечасто в нашей истории случалось, это касается объединения киноиндустрии всей), смогли объединить усилия свои с депутатами, с чиновниками, телеканалами, и между собой, между своими различными кланами, группами, семьями, другими внутренними, как говорится, конфликтами и уже защищать эту бюджетную статью.

У нас, конечно, были встречи с руководством правительства, и с премьер-министром, которому мы демонстрировали и рассказывали, как обстоят дела, так что я благодарен за то, что это было поддержано парламентом, наконец, потому что это процесс, в котором задействованы почти все ветви власти.

Вы с такой интересной семьи: кроме того, что она кинематографическая, ваш отец стал очень активным членом «Свободы», затем ваш брат тоже, они занимали такую ​​жесткую позицию проукраинскую, согласно идеологии этой партии. На вас это как-то отражалось?

Хоть вас «Свобода» и рекомендовала на эту должность, еще тогда, когда они были в парламенте и боролись за вас, но вы себя, мне кажется, больше позиционируете человеком политически независимым. Так ли это?

Я также был уже приобщен давно к деятельности ВО «Свобода», неформально, скажем так, я что-то делал еще практически одновременно тогда, когда отец активно включился в ее деятельность, и брат, просто я не был там всепоглощен, хотя на самом деле много чего делал.

А после того, как выборы президента выиграл Янукович, я уже даже вступил в ВО «Свобода», потому что видел необходимость того, что в такой ситуации не заниматься политикой уже просто неправильно, поскольку надо что-то делать для того, чтобы менять нашу страну и не дать ей вернуться обратно в российскую империю.

Сейчас, согласно закону о государственной службе, я не имею права заниматься партийной деятельностью, но взгляды мои - националистические, патриотические - никуда не делись, и я остаюсь убежденным в том, в чем был убежден фактически всю свою жизнь. Еще до того, как услышал о самой партии, я уже, в принципе, был идеологически сформирован как украинский националист.

Да, но вот, например, Госкино поддержало фильм, который называется «Моя бабушка Фанни Каплан», который мне лично понравился - я был на премьере - но критики было очень много: вот почему Украина должна снимать фильм о каком-то Ленине, «неукраинская история»? Ну вы сами слышали, наверное, очень много такой разной критики?

Да, я слышал много. Я так скажу, что здесь ответ может быть хитрый, а может быть прямой. Хитрый заключается в том, что это был тот фильм, который, когда я пришел на должность, уже был в производстве. Я как раз был один из тех, кого постигла эта злая судьба.

И поэтому просто, с одной стороны, как коллега авторов и продюсеров я понимал, насколько им тяжело, насколько надо им помочь, насколько это важно. А во-вторых, если мы говорим о содержании этого фильма, мне не то, что абсолютно не стыдно за его содержание - я горжусь тем, что мне удалось присоединиться, потому что фильм этот - общественный акт декоммунизации тотальной.

Потому что декоммунизация это не только формальная сторона вопроса - переименование улиц и снос памятников, что также является чрезвычайно важным, абсолютно я здесь поддерживаю все, что было сделано по этому поводу.

А это еще и разрушения советских мифов, которые нас просто преследуют много лет - мифов, идеологем, архетипов. Мы же до сих пор шутим цитатами из советского кино, которое финансировали коммунисты. Поэтому фильм «Фанни Каплан» по своему содержанию является полным антиподом, является попыткой деконструкции искусства, художественной деконструкции советской мифологии.

И еще он совершил один такой интересный эксперимент: очень часто я слышу критику, особенно в отношении положения о стопроцентном украинском языке в кино, что, мол, это не дает возможность реалистично подходить к решению каких-то вещей, что, мол, зритель не поверит, если те или иные персонажи, например ...

Немец, который говорит «хенде хох», будет говорить «руки вверх».

Так вот, в фильме «Каплан» на украинском языке говорят люди, которые очевидно заведомо никогда в своей жизни не могли этот язык знать, не знали и тем более не могли им в быту общаться. Например, семья Ульяновых-Лениных.

И когда зритель приходит в кинотеатр, он это воспринимает абсолютно органично, потому что кинематограф это условная реальность, она настолько условна, насколько автор ее может создать убедительно и органично. Авторам этой ленты это удалось, и я могу сказать только «Браво».

Мы следим за своими любимыми авторами. Например, в американском кинематографе или даже когда-то еще в советском, когда мы были в том пространстве, мы же ждали все фильмы того или иного автора или режиссера.

Или так же даже, как у вашего отца выходил следующий фильм, который он ставил или к которому был причастен в какой-то другой роли, и люди ждали: ага, это фильм Ильенко, там, это фильм Тарантино. Вот, один фильм Тарантино, второй фильм Тарантино, третий фильм Тарантино, этот фильм Эльдара Рязанова был покойного - первый фильм, второй, третий фильм.

Вот у нас появились фильмы, первые, которые взорвались в это уже последнее новейшее время, это «Поводырь» и фильм Слабошпицкого. А продолжение будет? Эти режиссеры что-то продолжают снимать или они на время отходят?

Денег не так много, и я так понимаю, что, с одной стороны, вам нужно давать возможности новым людям, чтобы новые люди тоже имели шанс, и их поддерживать. А с другой, все же, зрители хотят иметь своих кумиров, к чему-то привыкают, как в телевидении, тоже должна быть некое постоянство, так как это развивает успех личности.

Мы используем оба подхода. Конечно, важно, чтобы появлялись и новые имена режиссеров, и новые продакшны, которые работают с нами. С другой стороны, конечно, если люди уже продемонстрировали свою способность делать крутой продукт, то было бы просто нелепым их не поддерживать дальше.

Как с Ахтемом, например?

Абсолютно. Ахтем сейчас уже закончил съемочный период «Киборгов», кстати, тоже при государственной поддержке, поэтому у него, очевидно, будет две премьеры в этом году (надо плюнуть через левое плечо и пожелать успеха).

Санин снял документальный фильм, как известно, очень сложная и большая была работа. Он этим был занят, он его снял, независимо от государственных средств. И сейчас, я знаю, что у него есть в разработке интересный проект, как говорится, если он захочет, то сам об этом расскажет в тот момент, когда будет считать это необходимым. Мирослав Слабошпицкий получил государственную поддержку на свой следующий проект, мы продолжаем его поддерживать. Проект очень серьезный, очень амбициозный.

Действительно, его потенциал таков, что это может быть следующая, еще выше ступень, чем «Племя», а «Племя» поставило очень высокую планку. И мы сейчас отслеживаем это, он работает очень много, ему надо преодолевать сложности. Постоянно проект обрастает различными перспективными идеями, различными вещами, которые еще затрудняют его. И меня радует, что за него взялась международная команда - это серьезная европейская копродукция.

Сейчас опять немножко это задерживается, поскольку весь фильм должен быть снят зимой, мы ждем, чтобы мастер, скажем так, поработал и дал тот результат, который от него все ждут.

Я думаю, что неправильно дергать, отвлекать, подталкивать. Главное здесь качество, главное дать возможность мастеру, который продемонстрировал то, что он может делать, реализовать себя максимально.

Вы говорите, что у нас в прошлом году снималось 36 фильмов, но это не показательно, сейчас в запуске 90. А как вообще статистика в соседних странах - в России, в Польше? Сколько фильмов в год примерно в других странах, возможно, вы знаете, снимается? И тоже, какая статистика по кинозалам, с количеством залов? Как это соотносится по отношению к количеству населения у нас и у наших соседей?

Я не знаю статистики по количеству фильмов, но я знаю точно, что в связи с тем, что совсем другая ситуация в кинопрокате. В той же Польше и России есть немало компаний, которые снимают кино независимо от государства, совершенно самостоятельно, на коммерческой основе.

Потому что есть рынок, который может дать возможность этим фильмам быть окуплеными. В Польше количество кинозалов примерно в три-четыре раза больше, чем у нас, и билет существенно дороже, в среднем стоимость билета где-то в 2,5 раза выше, чем у нас. И также еще существенно больше среднее количество посещений в год одним человеком.

У нас средняя посещаемость одна из самых низких в Европе и она составляет 0,5 посещения в год, то есть один человек ходит в кино на год пол раза, грубо говоря. Это очень мало, и это вызвано тем, что проникновение кинотеатральной сети чрезвычайно слабое. На всю страну у нас есть 489 или 486 залов, я сейчас точно не помню, в 162 кинотеатрах.

То есть это говорит о том, что большинство населенных пунктов Украины, особенно малых и райцентров, вообще не имеют кинотеатра современного или чего-то, что похоже было бы на современный кинотеатр.

Поэтому люди теоретически не могут туда пойти. Из-за процветания пиратства сначала на видеокассетах, потом на дисках, потом в интернете, фактически полностью была уничтожена такая традиция социального досуга как поход в кинотеатр, потому что, зачем это делать, когда все, что нужно, все, что сейчас идет в кино, в трех кликах от тебя лежит в интернете.

Ну, кстати, в интернете - это не обязательно пиратским способом, это можно и официально приобрести и посмотреть.

Вот, как правило, те фильмы, которые еще находятся в кинотеатральном прокате, они не доступны в интернете. Затем, да, это сейчас нормальный цивилизованный рынок, который развивается. Он уже опередил по количеству доходов для кино телевизионный рынок, и, может, скоро превысит кинотеатральный.

Но поход в кино как форма, во-первых, социализации, а во-вторых, как аттракцион, как удовольствие от великолепного изображения на огромном экране с качественным звуком, я думаю, что он никуда не денется.

Конечно, те фильмы, которые предназначены для кинотеатров, к ним больше требований, чтобы они были зрелищными и более развлекательными, но это закон жанра и никуда от этого не денешься. Кстати, еще хотел бы прокомментировать, что есть такая сторона дела, связанная с запретом российских соцсетей, о которой мало говорят, но которая чрезвычайно важна для нашей индустрии.

Сайт Вконтакте, сверх всего негатива, который он имел, идеологического и просто контроля со стороны ФСБ, это еще был самый большой аудиовизуальный пират в Украине - не Fc.to, а не ex.ua, а вот именно Вконтакте, потому контрафактного контента там было больше всего. И это просто трудно себе представить, поскольку правообладатели теряли средства на том, что там происходило.

Если мы уже затронули эту тему - как отразился на развитии украинского кино запрет проката на телевидении современных российских фильмов?

И, кстати, этот запрет частично касается и проката в кинотеатрах, что также немаловажно. Просто там немножко более либеральные условия, но так же запрещены фильмы.

Мы говорим о военных фильмах или о тех, которые пропагандируют армию агрессора - конечно, они запрещены везде. Но на телевидении были запрещены и новые фильмы, просто независимо от тематики. В кино пока они не запрещены. И вот вопрос: может, их надо запретить и в кинематографе?

Я думаю, что мы бы не пострадали, если бы их запретили в кинотеатрах, хотя в кинотеатрах сложился интересный парадокс - их запретили украинские зрители, которые перестали покупать на них билеты.

Не покупаются билеты на российские фильмы?

Доля Box office российского кино в украинском прокате на порядок упала. Она составляла в разные годы от 15% до 20%, что немало, а сейчас она упала до 2% -3%.

Более того, дистрибьюторы не очень хотят брать эти фильмы. Недавно один дистрибьютор вынужден был показать этот фильм, очевидно потому, что этот фильм прокатывалвся мейджором и продавался в пакетах, но он взял его и перевел на украинский язык, что говорит о том, что украинский язык, с его точки зрения, мог дать большую перспективу. Здесь все просто - зритель должен купить билет, он не хочет уже покупать билет на российское кино.

А какой это фильм был?

Это был фильм Мизгирева «Дуэлянт». Там идеологически вредного ничего не было, поэтому мы не могли запретить. Но, видите ли, парадоксы такие, какие мы еще не могли представить пару лет назад, что зритель сделал свой выбор. К сожалению, телевизионный зритель немножко менее динамичный, там еще не все так просто.

А что сложно?

Ничего, в принципе, сложного нет, но мне кажется, что, скажем так, разница в зрительской аудитории - это сложно. Все-таки зрительская аудитория кинотеатра - это совсем молодые люди, это поколение, выросшее уже после Советского Союза, это люди, которые уже часто родились даже в новом тысячелетии, потому что это зрители, которым от 14 до 25 лет.

Они не привязаны какими-то культурными контактами, ко всему этому наследству Советского Союза. А все-таки зрители телеканалов - это существенно старшее поколение, это 35-40 плюс. Я не хочу никого обидеть, но так сложилось, что их вкусы немного более направлены в сторону российского сериального продукта, к которому их много лет, собственно говоря, приучали.

Это не их вина, если это было единственное, что показывали по телевидению, то, конечно, они стали это смотреть. Отвечая на ваш вопрос, что и как повлияло, этот запрет, очевидно, его цель была основная - это в первую очередь защита информационного пространства, и она была выполнена.

А возник побочный эффект очень положительный по необходимости заполнить вакуум, образовавшийся созданием собственного продукта. К сожалению, очень часто еще это пытаются делать также с привлечением российских актеров или российских продюсеров.

А почему? Это определенная неполноценность или непонимание менеджеров телевизионных каналов, или это общественная необходимость?

Я считаю, что это попытка, скажем так, как-то экономически получить выгоду, потому что сейчас, фактически, те предложения финансовые, которые поступают производителям сериального контента от украинских каналов, не позволяют производить продукт за те деньги, за которые он производился ранее.

Существенно эта покупательная способность упала, и тем более если ты продаешь на другой рынок этот продукт, то ты вообще существенно ограничен в производственных возможностях. Поэтому пытаются привлечь российских актеров, чтобы потом это снимать на русском языке и т.д., чтобы потом это все продать в Россию и, так сказать, отбить инвестиции.

Но Россия, мне кажется, тоже сейчас не очень охотно покупает украинский продукт. Или им все равно?

Ну, очевидно, еще покупает. Слава Богу, уровень этого сотрудничества существенно уменьшился и можно говорить об этом скорее уже как об исключениях, чем регулярном деле, но мы постоянно отслеживаем попытки тем или иным образом объехать это ограничение на какой-то кривой козе, попытки выдать российский продукт как копродукционный или еще что-то.

И с этим действительно уже очень трудно бороться, потому что, объективно говоря, когда производилась система того, как должны выдаваться прокатные удостоверения, никто не думал, что это должно было быть каким-то инструментом контроля.

Поэтому очень часто правообладатели подают формально какие-то документы, по которыми все выглядит абсолютно правильно, и несколько раз нам приходилось уже просто проводить детективные расследования, в том числе просить дополнительные документы, звонить просто знакомым кинематографистам и спрашивать: ты там работал, там не работал.

Даже скоро будем выезжать на место съемок уже, я думаю. Этого не хотелось бы, потому что, честно говоря, мы все-таки надеемся, что все игроки рынка будут цивилизованно работать, ведем с ними постоянную разъяснительную работу.

 

Есть ли у вас какая-то творческая мечта, которую по завершению чиновничьей работы - если вы ее когда-то завершите, может, вы еще многое сделаете и всю жизнь будете работать чиновником - но иногда бывает такое, что вы просыпаетесь и говорите «А вот хотелось бы что-то сделать ... » Что бы вам хотелось сделать?

Вы знаете, хотелось бы снять или присоединиться к съемкам в качестве продюсера или в каком-то другом качестве украинский фильм для массового украинского зрителя - у меня есть разные идеи в различных формах и их осознание, но, я думаю, об этом еще рано говорить - но как такая цель реализации этих идей, хотелось бы сделать фильм, цитатами из которого люди начнут общаться, как мемами, так как практически нам не хватает такого кино.

Ну я надеюсь, что это будет сделано уже вот в ближайшее время авторами тех фильмов, которые сейчас делаются. Но это же непрерывный процесс, и можно повторять и повторять. Мне хочется, чтобы украинское кино действительно получило такое же признание собственного зрителя, как украинская музыка сейчас получила признание от собственной аудитории. И это вполне возможно, мне кажется. Как говорится, мы уже почти достигли этой точки, где это произойдет.