Юрий Андрухович: Общество нуждается в мерзавцах, чтобы чувствовать себя моральным

21 июня, 2017 среда
17:02

Украинский писатель Юрий Андрухович о новой книге, жестокости общества и своем отношении к власти

15 июня в рамках фестиваля Porto Franko вместе с группой Karbido Вы презентовали новую программу. Что в ней?

Да, это была премьера. Собственно, программа называется “Литографии”. И мы могли ее сыграть раньше, потому что она родилась еще в сентябре прошлого года, но мы все время откладывали, ведь нам хотелось впервые сыграть именно здесь, в этом городе и именно во время этого фестиваля.

Почему? Я объясню. Основой этого концерта стали мои семь стихов, посвященных старому Станиславову. И “Литографии” отгремели здесь. Теперь мои друзья-музыканты уже разъехались, а я дальше здесь, потому я и живу в этом городе (смеется).

Теперь на осень мы ожидаем выхода альбома, он у нас фактически записан и сведен, только выдать тираж, - и можно начинать уже какие-то туры, концерты с этими “Литографиями”.

Вы столько говорите и пишете о родном городе. Как меняется город за годы проведения масштабного фестиваля? Насколько фестиваль влияет на его жителей?

Город меняется, это однозначно. Не все к лучшему, однако здесь стало больше просто такой межчеловеческой симпатии, солидарности и радушия, особенно среди людей младших. И это одно из последствий этих культурных процессов. Так, фестиваль Porto Franko впервые здесь состоялся 2010-го года и потом была пауза.

На мой взгляд, это был очень рискованный и очень удачный фестиваль, но он не мог найти финансовой поддержки, и казалось, что эта тема уже закрыта, если не раз и навсегда, то по крайней мере надолго. И действительно, оказалось, надолго. Но потом состоялся в прошлом году, а теперь будем надеяться, что нынешний, а он, на мой взгляд, из всех самый масштабный, будет иметь продолжение и Porto Franko будет набирать силу.

Здесь мы имеем срез столь интересного нового в театре, в музыке, в той же литературе. Извините, может грубое сравнение, это такая себе ярмарка, на которой полно всего, тут очень широкое предложение, и есть спрос.

Юрий, мы все ждем осени, потому что осенью появится ваш новый роман.

Позвольте опровергнуть. Мы с издателем уже определились, что новый роман появится в самом начале следующего года, то есть в январе.

Но ранее планировалась другая дата?

Была такая версия, видимо, связанная с Форумом издателей, потом мы еще рассуждали о ноябре-декабре, примерно так как “Лексикон” выходил (ред. - “Лексикон интимных городов”, роман Юрия Андруховича), и здесь есть объективное обстоятельство, которое в то же время является обстоятельством творческим, потому что мы решили, что книжка должна быть щедро проиллюстрирована, поэтому художнику надо отвести достаточно времени, чтобы он мог с наслаждением поработать над этим материалом.

В новом романе будут описаны судебные дела разных периодов. Как они объединены в одну книгу?

Я почти уверен, что название этого романа - “Юстиция”. Я еще имею право это изменить, но мне кажется, что где-то существует это уже не зависимо от моей воли, уже кто-то так называет этот роман.

Действительно, это истории, которые я допридумывал, но в основе своей они все реальны, они все, как говорится, имели место в разные времена, в разных местностях, в том числе и здесь (ред. - в Ивано-Франковске), но географически это ограничивается где-то Галичиной. По времени — древнейшие из них это 17 век, а самая последняя — это 70-е годы прошлого века.

Но это не означает, что я даю какую-то сплошную последовательную линию, связанную с этими судебными делами. Это скорее восемь с половиной эпизодов из истории правосудия. И тут “правосудие” надо брать в кавычки. Это эпизоды из истории судейского произвола, так можно назвать. Из истории общественной жестокости по отношению к отдельным индивидам.

В общем, мне хотелось рассказывать о людях, которых осудили, в основном их казнили, то есть они получали высшую меру наказания. Не все из них, правда, ибо там есть и такие, которые умирали своей смертью, как-то из всего этого извернувшись.

Но что их объединяет — это такое однозначное массовое моральное осуждение. Общество, оказывается, требует каких-то последних мерзавцев, негодяев для того, чтобы обычные обыватели могли чувствовать себя более-менее в порядке со своей моралью. Вот примерно в таком смысле можно говорить, кроме всего, что это роман, где восемь с половиной историй такого притчевого характера о преступлении и наказании.

И как Вы собрали все эти судебные дела, которые мы скоро прочитаем со страниц “Юстиции”?

Да, но сначала это было преимущественно связано со случайными находками. Я еще не знал, что из этих историй когда-то возникнет роман. Я писал несколько отдельно взятых и с интервалом во много лет, потом уже после третьей, и четвертой из них мне вдруг пришла такая мысль, что они уже складываются в определенную сюжетную линию и, возможно, из этого получится роман.

И вот начиная с 2010-го года я увидел это уже как будущую книжку. И с этого момента, признаюсь честно, я перестал быть пассивным. Я перестал ожидать, что откуда-то мне упадет очередная такая история, и начал сам искать.

Три последние я искал, работал в архивах, консультировался с правоведами и историками. Поэтому читатель заметит, что тот первый текст, который я написал 90-го года, и предпоследний, который я написал в этом году, расстояние в двадцать шесть лет. И этот автор в течение этих лет также как-то менялся.

В романе Вы уже показали, хотя мы еще и не увидели, что общество жестокое.

Да, себе уже показал.

И что, действительно, оно такое жестокое? И насколько текст покажет нам состояние нынешнего общества?

У нас, кажется, не проводятся опросы на тему, какой процент наших сограждан выступил за возвращение смертной казни. Я думаю, что мы ужаснулись бы, если бы этот процент был замерен правильно и мы увидели бы реальную цифру.

Но мне не дает покоя то, что можно не только жить и спать спокойно, когда кого-то казнят, а еще и при этом получать удовольствие от созерцания такого публичного зрелища. Хорошо, в Средневековье так было, люди сходились, одетые в праздничную одежду, посмотреть как кому-то отрубают голову и как брызнет кровь.

Но когда это уже было в ХХ-м веке, когда в этом городе (ред. - Ивано-Франковск) на публичный расстрел сошлись тысячи очевидцев, то это все же какая-то пища для мыслей. Неужели людям действительно не хватает этих острых ощущений, когда ближнего твоего наказывают смертью?

А может, это для каждого некий акт очищения и самоутверждения? Мол, я не такой, я бы такого не сделал, потому что я лучше другого?

И это также. Кроме того, человеческая природа требует справедливости. Мы все видим, что мир вокруг нас совершенно несправедливый, а мы хотим ее видеть и чувствовать. И получается, что когда какую-то недостойную личность уничтожают на наших глазах, то мы имеем впечатление, будто в мире становится больше справедливости, что мир очищается от зла.

Но парадокс в том, что в каждой из этих историй мы видим: справедливости больше не становилось. Наоборот, жестокость порождает несправедливость.

То есть, это как механизм, который набирает все больших оборотов?

Поэтому и название “Юстиция”. Она же означает и правосудную систему, но она также означает и справедливость как таковую. И в этом тоже парадокс, когда одним словом называют вещи, которые вообще стремлят друг от друга.

В этом году — 70 лет “Расстрелянному Возрождению”. Кого из писателей той когорты стоит читать больше и кого сейчас мало в нашем литературном пространстве?

Я не совсем согласен, что именно этот год стоит считать годом печального юбилея. Потому что первые жертвы среди писателей появлялись значительно раньше. Например, деникинцы расстреляли Василия Чумака в Киеве.

Или вот например 20-е годы. С одной стороны, была такая своеобразная свобода, развитие творчества, появлялись различные группировки, но в то же время их всех травили. Многие из тех писателей и не дожили до 1937-го года.

Здесь прежде всего важно уяснить, какова была масштабность и целенаправленность этого. Как сам по себе факт бытия украинским писателем означал чуть не судебный приговор. А иногда это просто “особая тройка”, и сегодня осуждение, а завтра расстрел.

Поэтому и тема расстрелов в поэзии такая доминантная.

И вот Евгений Плужник, он писал циклами все эти расстрелы. Он у нас существенно подзабытый, но он большой поэт, мастер короткой стихотворной формы и упругого поэтического высказывания. Сюда же я бы также вспомнил прозаика Домонтовича, настоящая фамилия которого Петров.

Хотя он и не был расстрелян, но его можно рассматривать в этом всем процессе. Значительно более мощной популяризации заслуживает лидер футуристов Михайль Семенко.

Но также недостаточно хорошо мы себе представляем тех, кого нас заставляют изучать в школьной программе. Нам кажется, что мы их знаем, но это не так. Я сейчас говорю о Рыльском и Сосюре. Мы не знаем лучших стихов Тычины и украинцы их не цитируют.

До сих пор преобладает в сознании, что к Тычине не стоит даже заглядывать, потому что там только “дыр-дыр-дыр”. Но я думаю, так или иначе, это изменится. Потому что если поперло нашего читателя на современной литературе, то он неизбежно начнет оглядываться и на 20-е годы прошлого века.

А что у нас теперь, писатели сейчас критикуют власть?

На мое убеждение, и писатели, и не писатели, просто обязаны критиковать власть. Понимаете, власть это определенные привилегии. Никого туда не затаскивают силой, эти люди этого хотели. И если оно получено, то надо пострадать. Тебя будут критиковать - это норма. Если ты что-то получил, то пожалуйста, соберись, ибо будут бить и порой даже больно.

Писатели очевидно должны быть в авангарде тех, кто не дает спокойно дышать власти. Как по мне, то разница между хорошей и плохой властью вот в чем. Хорошая та, которая критику глотает, и по крайней мере не убивает и не арестовывает. Но действительно плохая та, которая не терпит.

Так получается, что у нас хорошая власть?

Вот, складывается впечатление, что я такой провластный писатель, а мне бы этого очень не хотелось бы (смеется). Но вдруг в ближайшие дни я узнаю, что они начинают применять репрессии, то для меня автоматически эта власть станет плохой.

Этот год в украинской литературе довольно урожайный. У Александра Ирванца вышел роман “Харьков 1938”, скоро появится новый роман Сергея Жадана “Интернат”, мы ждем появления Вашей “Юстиции”.

Мы можем говорить, что этот рынок разрастается? Мы можем говорить о увеличенном спросе именно на украинских писателей?

У каждого появляется уже свой читатель. И его уже много. Сейчас для украинского писателя такого первостепенного уже не проблема продать в первом тираже десять тысяч экземпляров своего романа, а потом и во втором и в третьем тираже такое же количество книг, и больше. Я сейчас это все даже скромно оцениваю. Абсолютно нормальная ситуация, когда автор контактирует со своей публикой.

Так что общество хоть и до сих пор жестокое, но уже много читает?

В обществе всего хватает (смеется). С одной стороны, есть потребность в смертной казни, а с другой стороны в красивой поэзии, и это может все неплохо друг с другом уживаться.

Увеличивается ли присутствие украинских писателей на международной литературной арене?

Я смотрю на это оптимистично. С первых лет украинской независимости, когда замаячила какая-то перспектива, что вообще когда-то украинские книги будут выходить за рубежом. И это начало реализовываться ужасно медленными темпами. И только в начале 2000-х появились зарубежные издатели, которые готовы выдавать наших авторов. Но я вижу этот прогресс. Поэтому все больше наших авторов пробивают себе путь к иностранному читателю.

Очевидно, международные награды, которые получают наши литераторы, тоже являются свидетельством заинтересованности в украинских писателях и признания их уровня?

Да, но этих наград должно быть, откровенно говоря, больше. Мне достаточно моих наград, но есть те писатели, кто заслуживает значительно более широкого признания.

А что сейчас стоит почитать? Какие три-пять изданий, по версии Юрия Андруховича, должны быть прочитаны?

Я хочу сразу же порекомендовать то, что еще не дочитано у меня. И это “Харьков 1938” Александра Ирванца. И я сейчас о нем вспоминаю не потому, что Ирванец мой в литературе ближайший компаньон и собубабист, а я сейчас говорю как читатель. Меня этот роман затянул.

Я замечаю, что начинаю людям рассказывать какие-то отрывки из этого романа. А это показатель того, насколько меня зацепило.

Конечно, я порекомендую тот роман Сергея Жадана, которого еще нет. Он будет называться “Интернат” и скоро должен появиться.

Я хотел бы, чтобы как можно больше читателей взяло в руки и углубилось в прекрасную антологию украинской поэзии ХХ века, вобравшую поэзию от Павла Тычины до Сергея Жадана, ее выдал Иван Малкович. Это уникальное издание на 2016 страниц, но удобный формат, его можно даже в кармане носить.

Если бы я был украинским космонавтом, то взял бы эту антологию с собой на Марс (смеется).

И на последок я скажу о романе, который создал меня. Я впервые его прочитал в шестнадцать лет. Эта книга стоит на моей полке возле моего рабочего места и я, когда свое пишу, то время от времени поглядываю на нее.

Кажется, ее до сих пор нет в украинском переводе, а на русском название звучит так “Взгляни на дом свой, ангел”. Ее написал американский гениальный прозаик Томас Вулф, он того же поколения, что и Хемингуэй, но к сожалению довольно молодым умер.

Вот, четыре издания назвал, которые точно должны быть не только на полках, но и прочитанными.

Теги:
Киев
+10°C
  • Киев
  • Львов
  • Винница
  • Днепр
  • Донецк
  • Житомир
  • Запорожье
  • Ивано-Франковск
  • Кропивницкий
  • Луганск
  • Луцк
  • Николаев
  • Одесса
  • Полтава
  • Ровно
  • Сумы
  • Симферополь
  • Тернополь
  • Ужгород
  • Харьков
  • Херсон
  • Хмельницкий
  • Черкасси
  • Черновцы
  • Чернигов
  • USD 38.94
    Покупка 38.94
    Продажа 39.46
  • EUR
    Покупка 42.08
    Продажа 42.84
  • Актуальное
  • Важное