Авторы фильма "Моя бабушка Фанни Каплан": В Украине сейчас эпоха возрождения кино

Я помню очень многие ваши фильмы: и нашумевшие, и менее нашумевшие. А фильмы Дмитрия помню со своего студенческого детства, когда я ходил на фестиваль «Молодость» и смотрел такие ироничные работы тогда еще, пожалуй, студента или только выпускника Киевского института Карпенко-Карого. Потом на какое-то время вы в Москву поехали. И сколько вы в Москве жили?

Дмитрий Томашпольский: 15 лет.

15 лет? В каком году вернулись?

Д.Т. В 2008.

Алена Демьяненко Нет мы позже вернулись. Мы вернулись 5 лет назад, когда начала работать программа поддержки украинского кино, нас, собственно, позвали сюда.

Д.Т. На год мы приехали, а потом снова уехали.

А.Д. Мы периодически приезжали и уезжали, но вернулись мы в Украину, когда начала работать программа поддержки украинского кино. Государство стало поддерживать украинское кино, в Украине начали сниматься фильмы, и мы сразу вернулись и, собственно, сразу начали их снимать. Вот за эти годы сняли достаточно много фильмов, тех, наверное, о которых вы говорите.

Почему же все-таки вы решили вернуться? В Москве больше денег, вы же фильмы не об УПА снимали, как я понимаю, вы снимали фильмы о Маяковском, такие фильмы, которые можно было совершенно спокойно снимать и там. И вот вы решаете вернуться. Почему?

А.Д. Может быть, нужно начать с того, почему мы уехали?

Да.

Мы уехали, потому что в Украине вдруг резко перестали снимать кино. Мы пытались снимать кино, привлекая спонсорские деньги, но тогда вместе с тем, как рухнуло кинопроизводство, рухнул и кинопрокат. И брать деньги у инвесторов было уже небезопасно. То есть когда нас пару раз отвезли в лес, мы решили такое.

Действительно?

А.Д. На прогулку. На небольшую. В лес. Да. Мы решили, что, наверное, мы больше не будем рисковать.

А инвестор думал, что он деньги себе вернет. А когда не вернул, подумал, что вы все украли, а кино не сняли. А кино вы сняли, а его сложно было показать. И для меня это очень знакомая история, потому что я когда-то тоже занимался кинопродюссированием и имел опыт в копродакшене, с продюсорами из других стран и с тем, как воровали пленки и мы их искали. И как считали, кто кому должен, потому что когда ты пытаешься составить бюджет на полмиллиона долларов из трех грантов, которые вместе составляют триста, и одной частной инвестиции, то порой не сходится.

Д.Т. Там сложилась такая ситуация, что за несколько лет мы сняли пять фильмов: два Алена и три я. И вот мы, будучи такими романтиками, желающими, что бы наше кино видели все-таки зрители, приняли эти коробки в руки, а это была пленка, это было очень тяжело. Вы представьте нас двоих с этими яуфами. И мы попытались показать в Украине эти фильмы. Нам удалось это сделать. Мы показали их в семи или восьми крупных городах Украины, и нужно заметить: залы были абсолютно полными. Мы были очень удивлены.

Какие это было годы?

Д.Т. Это были начало девяностых.

Тогда еще не было этих современных кинотеатров?

Д.Т. Вообще кинотеатров как таковых было очень мало, и мы в общем-то в этот момент не поверили, что это неправда, что наше кино не хотят смотреть зрители. Просто его не хотят показывать. Да и негде было показывать. Кинотеатров тогда было еще меньше, чем сейчас. Сейчас их приблизительно 240, а тогда их было, наверное, 100.

И неожиданно нам предложили сделать одну работу в Москве. Мы уехали. Сделали эту работу, но еще не закончив ее, предложили вторую, третью и так пошло, пошло-поехало. И почему мы уехали оттуда? Да, карьера складывалась и у меня, и у Алены. У Алены даже слишком хорошо. Она работала уже фактически на Первом канале. Делала высокобюджетные фильмы. С открытым бюджетом. Это очень интересное понятие, которое нам даже пока не светит.

Алена Демьяненко

Открытый бюджет – это, если надо еще, то бери еще?

А.Д. Если продюсеры хотят, чтобы какая-нибудь звезда постояла там на дальнем плане в кадре, то они себе в этом не отказывают.

Д.Т. Ну, Первый канал, российский, Эрнст, тогда могли это позволить, думаю, что и сейчас. А вот в какой-то момент мы почувствовали, как удавочка появляется на шее. Достаточно смелые фильмы были сделаны. И совершенно спокойно проходили по экрану, по телевизионному экрану. Но потом вдруг: а это не надо, а это не сюда. А вот фильм об Ахматовой очень хороший, призы, но лучше его не показывать или ночью показать. И мы почувствовали вот это вот приближение той самой тоталитарной эпохи, которая наступила активно в 2008 году.

То есть определенные ограничения уже тогда начались?

Д.Т. Да

А.Д. Я это связываю с тем, что начали заканчиваться деньги.

2008 год - это год после кризиса.

Д.Т. И мы почувствовали это, и тут совпало, что в одиннадцатом году в Украине стало финансироваться, слава тебе Господи, кино. Нас позвали, и мы приехали.

А.Д. Потом появилась возможность работать здесь.

Д.Т. Но мы никогда не уезжали туда.

Духовно.

Д.Т. Никогда.

А.Д. Физически тоже. Мы возвращались. У нас были перерывы, мы ходили здесь, заглядывали всем в глаза. Говорили: ну вот мы уже есть. Но потом опять уезжали, потому что здесь никто не предлагал работу. А туда звали.

То есть мы просто ездили работать и, может быть, благодаря этому сохранились и как бы остались в профессии, потому что, к сожалению, наши однокурсники многие просто поменяли профессию. То есть они не работают в кино.

Мне интересно, что многие из тех работ, которые вы снимали, и фильм, с трейлера которого мы начали нашу программу, «Моя бабушка Фанни Каплан», и фильм, как это не странно, сериал про Маяковского, и фильм про Ахматову все равно так или иначе связаны или с Украиной, или с украинцами.

Потому что Маяковский по национальности был украинцем и любил Украину, хотя родился в Грузии. Ахматова, кроме того, что родилась в Киеве, - Горенко была ее фамилия - тоже она была фактически украинкой. Частично, кроме татарских, других корней имела и украинские корни. Это так случайно получилось или это было что-то, что на каком-то подсознательном уровне у вас было?

А.Д. Вы знаете, мы, когда снимали один фильм в Москве, с нашим художником, который тоже киевлянин, посчитали, что у нас там, в принципе, уже пятая колонна, потому что у нас 2/3 группы были украинцы. И я думаю, что случайностей в этом нет.

Д.Т. А сколько артистов в Москве и в Питере - это наши артисты? Процентов 40?

А.Д. Чернышов, сыгравший Маяковского.

Д.Т. Все артисты, которые активно работали в Москве и в Петербурге, это украинские артисты.

Дмитрий Томашпольский

Ну, понятно, людям не было где заработать, они владели языком, они ехали туда. А что сейчас происходит с кинематографом? Они здесь. Как вы считаете, сейчас хороший период для украинского кино?

А.Д. Я считаю, что лучший. Я считаю, что это эпоха возрождения. Единственно, хотелось бы, чтобы это длилось, чтобы это не останавливалось. Чтобы какие-то моменты нестыковки в законодательстве, которые еще во многом как бы не соответствуют новому времени, потому что у нас есть какие-то законодательные акты, по которым мы работаем, которые еще из советского времени не изменились. Конечно бы, хотелось, чтобы и это сложилось и чтобы у нас была еще и как бы юридическая составляющая, дающая нам гарантию, что, работая в современных условиях, мы можем работать современно, и нам за это ничего не будет.

Д.Т. И знаете, что еще очень важно? Важно, что пришло новое поколение. Новое поколение молодых кинематографистов. Это 25, 30, 35 лет. Совершенно разные девчонки и мальчишки, которые удивляют своими фильмами. Помните, была такая шутка? Есть плохие фильмы, есть очень плохие фильмы, а есть фильмы киностудии Довженко. Это очень грустная такая шутка, очень обидная. Тем более что я работаю и работал на киностудии Довженко с удовольствием и очень люблю эту студию.

Тем не менее есть здесь доля правды. И в чем она? В том, что некое жанровое однообразие в украинском кино было многие-многие годы. И потом, после этого двадцатилетия пропасти, когда ничего не было и когда появилось новое кино, наше, украинское, оно стало совершенно другим. Оно стало многожанровым. Сейчас появляются ребята, которые с удовольствием снимают комедии, фильмы ужасов, самые-самые разные. Приключенческие фильмы.

Я действительно помню ваши работы, которые выглядели таким определенным бунтом в конце Советского Союза. Видимо, к вам так относились, потому что ироничное кино тогда было нетипично вообще. Юмор начал только появляться. А юмор - это для советской системы очень опасная вещь была. Она и для нашей системы опасен.

Д.Т. Для любой системы.

А.Д. Володя Войтенко тогда сформулировал это, он назвал его «Едкое кино». Это была такая волна. Очень многие работали.

Вы чувствуете, что стали старше? Или, как говорила Верка Сердючка: «Все люди, как люди, одна я молодею»? Чем эти молодые от вас отличаются?

Д.Т. Ничем не отличаются. Наоборот, как-то мы проделали эксперимент, бросили клич молодым ребятам сделать абсолютно безбюджетный проект под названием «Йот». Это одно-двухминутные сатирические новеллы, которые были доведены до конца. Были придуманы и сняты. И я достаточно скептически относился сам к собственной идее, думая, что закончится тем, что мы с Аленой сделаем, еще пару человек. А получилось так, что где-то 12 дебютов 12 молодых режиссеров сделали такие фильмы.

Вы спросили о том, как сейчас в кино. Что очень здорово? Очень здорово, что Госкино Украины поддерживает именно это разнообразие и многообразие жанров и режиссеров. Фильмы очень разные. И даже иногда получают за это по шапке, потому что, честно говоря, в Украине не очень любят эксперименты и достаточно смелые высказывания. Это было всегда, это есть и, наверное, будет в дальнейшем. Но благодаря вот таким фильмам мы становимся более здоровее.

Потому что здоровая нация - это нация, которая может смеяться над собой, это нация, которая может делать какие-то очень провокационные фильмы, картины, литературу, музыку. И наоборот, таким образом демонстрируя свою силу. И мне кажется, что сейчас это новое поколение и надеюсь, что мы далеко от этого поколения все-таки не отстаем. По возрасту только. Но по настроению, по духу по амбициям мы с ними. И в 2017 году, поверьте, нас всех ждет очень серьезная новая волна молодого украинского кино. Именно молодого. Дебютов.

Хочу вас спросить о вашем фильме. Сейчас мы вернемся к дебютам «Моя бабушка Фанни Каплан». Я его смотрел. Он мне понравился. Поэтому я могу говорить со знанием дела. Если бы я его не видел, то я бы слышал эти отзывы о том, как можно снимать кино про Ленина за украинские государственные деньги.

Вот сейчас и я действительно, когда пришел в зал, видел там тень Спасской башни, очерки Кремля, которые появляются сначала на экране, и я подумал, что декоммунизацию фильм должен пройти. Но потом я обратил внимание, что там красной звезды вверху не было. Вы ее зарисовали.

А.Д. Недорисовали.

Там просто был такой ракурс, где не было звезды. Ну все же, почему Фанни Каплан? Я знаю, что этот замысел был очень долго.

А.Д. Я считаю, что такие фильмы снимать не только можно, но и нужно, и нужно обязательно. Объясню, почему. Может быть, будет понятнее на примере болезни. Допустим, человек болен, он приходит к врачу, врач ему ставит диагноз. Человек ему запрещает об этом говорить. Запрещает говорить на эту тему. Говорит: не будем говорить о больном. И если не лечить, не резать, не реагировать, не понимать, что с этим делать, то болезнь будет развиваться. То болезнь убьет человека.

То же самое происходит с Лениным, Кремлем и вот тот самой пресловутой декоммунизацией, потому что я абсолютно убеждена, что декоммунизация - это не запрет каких-то тем, это не смена вывесок, это не снос памятников, а это смена идеологии.

Ну я вам скажу, что касается памятников, то частично их снос связан с изменением идеологии.

А.Д. Хорошо, тогда с изминением мировозрения.

Просто можно сказать, что это не только снос памятников, потому что памятники снести, а думать так же, то не так много изменится.

А.Д. Потому что именно именение мировозрения – правильное - это же все равно часть нашей истории. Истории нашей страны. И умение начать эту историю, как бы заново перевернуть страницу общей истории, и говорит о том, что нет больше общей истории, а есть какая-то история другая, может быть, история каждого человека. Только из истории каждого человека складывается общая история. А не потому, что кто-то нам ее написал и кто-то нам ее дал. Вот об этом этот фильм.

Мирослав Слабошпицкий и Екатерина Молчанова

Хочу сказать нашим зрителям, почему мы об этом говорим. Потому что Фанни Каплан - это женщина, которая стреляла в Ленина, которая на самом деле родилась где-то в Волынской губернии. Кстати, где именно? Вы знаете город? Потому что я пробовал прочитать, и везде написано "Волынская губерния".

А.Д. Дело в том, что в документах, которые были изданы, мы знаем, что Фани Каплан - это псевдоним. Вот как ее звали? То звали ее Фига Роидман или Фига Роитбут - здесь уже все начинает разниться. Да, она из Волынской губернии, потому что в протоколах допросов, то есть в стенограммах допросов, именно так она о себе говорила. Она не говорила, где именно она родилась, и, видимо, никто никогда этого уже не узнает.

И первым ее террористическим актом, за который она была осуждена, было неудавшееся покушение на киевского губернатора, как я понимаю. Да?

А.Д. Совсем не удалось, потому что бомба взорвалась в гостинице, в которой она находилась.

Но это все происходило в Киеве?

А.Д. Да.

И большинство событий, связанных с ее жизнью, с ее любовью. Это Одесса, Киев, Евпатория, Крым.

А.Д. Ее уже успели окрестить первой в истории жидо-бандеровкой.

Но это интересно. Между прочим, семья Надежды Крупской, которая у вас там, она тоже с Волыни.

Д.Т. Я бы хотел еще добавить к тому, что говорит Алена, отвечая на ваш вопрос и, возможно, на ту критику, надо ли снимать подобные фильмы. Дело в том, что 2017 год у нас на носу, а это как раз столетие октябрьского переворота. И нам кажется, что вот эта кинолениниана, которая была навязана много-много десятилетий, к которой уже все привыкли, этот образ дедушки Ленина, умного Лукича, которые гениально были сыграны Штраухом, или Щукиным, или Лавровым. Молодого потрясающе сыграл Мягков. Но на самом деле Ленин был совершенно другим.

Таким, как у вас в фильми?

Д.Т. Да.

Это было очень неожиданночікуваним. Мне кажется, что это первая такая десакрализация Ленина.

А.Д. Сакуров первым начал.

Это правда, первым начал Сакуров.

А.Д. На самом деле о Ленине судили по тем персонажам, по тем актерам, которые его сыграли. А мы, когда пытались искать актера, который сыграл бы Ленина, мы отталкивались от документальной фотографии, последней фотографии Ленина. Он уже тогда был болен, тем не менее на лицо – все то, что у нас в кино, то, что мы пытались передать.

Но ведь он у вас живой, не фотографию снимаете: такой полуистерик, полухитрій, непонятно – или больной, или симулянт.

Д.Т. Ну так оно и есть, как всякий диктатор, такой он и есть. Я думаю, далеко ходить не надо: его тезка современный – точно такой же. Кстати, очень хочется вспомнить артиста, который сыграл эту роль. Может, ты расскажешь об Алексее Девотченко?

А.Д. Алексей Девотченко сыграл в нашем фильме свою последнюю роль. Мы познакомились с Лешей еще когда работали в Питере. Он играл Хлебникова в сериале «Маяковский». Он таким и запомнился – поэтом, романтиком. Когда он приезжал к нам на пробы, у нас был Майдан. Он ходил по Майдану, он улетел в Питер с ленточкой. Потом, когда он прилетел в Москву, он читал на Болотной Стуса. Он очень резко отзывался о нынешней российской власти, был большим другом Украины.

Д.Т. И даже собирался просить в Украине гражданства.

А.Д. Да, мы разговаривали с ним за несколько дней до этой трагедии, и он просил узнать, как же у нас в Украине можно получить гражданство. Но не сложилось. Он не доснялся один день, но мы ничего не переснимали, ничего не перемонтировали – мы нашли возможность перекадровать, использовав новые технологии, и сохранить эту роль полностью. И это была его последняя роль.

Д.Т. И мы не верим, что это было самоубийство. Потому что за два дня до того, как это произошло, он звонил нам и собирался приезжать на съемку. Мы очень дружили, и он очень хотел сниматься. Непонятно, как человек может так резко измениться, чтоб через два дня вдруг впасть в такую депрессию, это невозможно.

У вас вообще, кроме профессиональных актеров снимались очень многие и режиссеры, просто известные люди. Почему вы решили именно их приглашать?

А.Д. Ну опять-таки так получилось, потому что мы там что-то планируем, а фильм развивается по каким-то своим законам. Мы снимали пробы. Катю Молчанову на роль Фанни Каплан, Мирослава Слабошпицкого на роль Дмитрия Ульянова. И когда мы их утвердили, мы поняли, что сложилась такая система координат, в которой, кроме органичного существования в кадре, еще очень важен масштаб человеческой личности.

Так появились Влад Троицкий, Роман Ширман, девочки-режиссеры. Потому что это сложно сыграть. И еще потому, что кино – это производство. У нас очень сократился в связи с инфляцией бюджет, и нам нужно было работать достаточно быстро – не было времени долго объяснять, доказывать, убеждать. Нужны были единомышленники. Вот именно наши единомышленники, наши друзья пришли нам на помощь. У нас не было самоцели – снять всех украинских режиссеров в одном фильме.

Д.Т. Но когда актеру нужно появиться всего на несколько секунд, тут актерское мастерство не поможет, здесь нужна личность, причем отраженная на лице, физически.

Ну, Мирослав Слабошпицкий даже получил награду на одном из фестивалей за лучшую мужскую роль. И там же было международное жюри. Думаю, что конкуренция была очень большая. Почему решили именно его отметить?

А.Д. Ну, я в жюри не была. Для нас самих это было большой неожиданностью

Там, кстати, еще одна очень интересная деталь: голос за кадром – Ульяна Супрун, это наш нынешний исполняющий обязанности министра здравоохранения, которая начитывает перевод. Мне было очень интересно, потому что я узнал такой диаспорный акцент, а потом прочитал титры. Как она к этому отнеслась?

А.Д. Ну опять-таки, видимо, у нее просто склад души такой – приходит на помощь. Нам очень нужно было, чтобы этот перевод был именно таким. Мы попросили наших товарищей, и Володя Тихий, который много работал на волонтерских проектах, позвонил Ульяне, и она согласилась, пришла и озвучила. И все было очень органично и естественно.

А как вы вообще определяете жанр фильма. Вот я смотрел его и думал: а для какого он зрителя? То, что он для украинцев, у меня нет никаких сомнений, ибо много знакомых лиц, украинские звезды, фильм сделан на украинском языке, хоть он и рассказывает о советских временах. Ну, в России, я думаю, его точно не покажут.

А.Д. Ну, пока Путин жив, конечно нет, а там видно будет.

Ну, сегодня он точно не для российского рынка. А вот для западного рынка – не знаю.

Д.Т. Мы знаем. У нас есть ответ. Алене, может, неудобно, так я начну, а она подхватит.

А.Д. Мне очень удобно. Фильм недавно получил в Лондоне приз на фестивале Crystal Palace в категории лучший иностранный фильм. Это зрительский фестиваль, и его даже два раза показали по просьбе зрителей. Мы общались со зрителями: они фильм поняли и приняли.

То есть вы думаете, что он сможет попасть в прокат где-то за рубежом?

А.Д. Ну, в ограниченный. Вы же понимаете, что там другие механизмы, что фильм не снят на английском языке. Но в так называемом клубном прокате мы сейчас ведем переговоры.

Д.Т. Посудите сами: помимо Лондона, был показ на фестивале в Германии, в программе, которая называется «Тенденции будущего», – был полный зал и долго не отпускали нашу группу. Затем посмотрели фильм в Венгрии, в Будапеште, и Бейруте, в Индии. Так что мы очень серьезно и оптимистично смотрим в будущее.

А.Д. Но вы правы абсолютно, потому что для меня это неожиданность. Мне казалось, что он будет понятен здесь, но не должен быть особо понятен там, потому что это переписывание истории.

Ну для нас он очень актуален. Это стопроцентно хороший фильм для украинского рынка. И там же нет крупных российских звезд?

А.Д. Ну там Девотченко, Бровин и Наташа Никольченко.

Д.Т. Дело в том, что мы начинали кино, когда не было даже Майдана, не то что войны, российской агрессии и аннексии Крыма. Это задумывалось даже как совместное производство. И мы должны были снимать в настоящем нашем Крыму, и в России должны были снимать. Но когда началось то, что началось, мы приняли решение, переформатировались и стали все снимать в Украине. А артисты, которые у нас снимались с той территории, это все наши друзья. Один Леша Девотченко чего стоит, который погиб, наверно, в том числе и из-за того, что относился к Украине с огромной симпатией.

А.Д. И мы снимали фильм на украинском языке, и когда Леша приехал уже на съемки, после проб, и проходит паспортный контроль, его спросили, чего, мол, вы приехали, он ответил: буду сниматься в кино. А на каком языке? На украинском. А вы текст выучили? Выучил. А можете рассказать? И он рассказал. Приезжает и говорит: у вас такие таможенники странные, текст спрашивают. Звоните Бровину – пусть учит. Приезжает Бровин – говорит: я всю ночь текст учил, а у меня никто ничего не спросил.

А они снимались на украинском языке?

А.Д. Конечно! Мы снимали на украинском языке. Липсинг абсолютно украинский. Причем он так быстро разговаривал, что когда мы делали озвучку, очень трудно было попасть нашему актеру в его артикуляцию.

Вот жаль, что мы авторские права сохраняем и не можем этого показать. А насколько сложно российским актерам учить украинский текст?

А.Д. Несложно, если захотят – выучат.

А что для вас главное в этой истории о Фанни Каплан? Вы ее сделали красивой, в отличие от тех ее фотографий, какой она была в жизни. Хотя фото часто не отражают личность – человек в жизни может быть симпатичным, а на фото выглядеть иначе.

А.Д. Ну и там фото сделано при таких обстоятельствах, когда ее уже арестовали.

И все же, такое впечатление, что у вас она просто красивая женщина, которая плывет по волнам жизни, которая ее куда-то заносит. Это действительно с вашей точки зрения так было?

А.Д. Мне кажется, что главное, ради чего мы снимали этот фильм, – очень простая мысль, что человек, любой человек имеет право на личную жизнь. И эта частность его существования имеет необыкновенную ценность. И по идее, если бы Фанни Каплан жила в нормальном государстве, которое не было бы насильственным путем вывернуто октябрьским переворотом, то никогда в жизни, даже в страшном сне, она бы не пересеклась с Владимиром Лениным и никогда бы не попала в топку этой революционной машины.

И поэтому частную историю ее любви мы делали немножечко преувеличенной, чуть сказочной. И, наверно, Фанни Каплан, потому что по большому счету – это главная злодейка советской мифологии. Это женщина, о которой известно только то, что ее арестовали на заводе Михельсона и через три дня расстреляли в Кремле и положили в бочку, облили бензином и сожгли.

В вашем фильме это отражено? Это действительно так было и описано в истории?

Д.Т. Во всяком случае, существует несколько свидетельств. В том числе Демьяна Бедного, который при этом присутствовал и упал в обморок. И у нас в фильме это отражено.

Это интересно, потому что я фильм смотрел как на действительно какую-то иронично-саркастическую историю. И когда появляется какой-то мужчина и говорит: я Демьян Бедный, я решил, что вы это придумали в вашем стиле.

А.Д. Нет. Это просто такая саркастическая история.

Д.Т. И дело в том, что в 1990-е годы известный (для тех, кто следит за историей КГБ) генерал Калугин, сбежавший в США, прихватил при бегстве с собой архивы. И он открыл архив Фанни Каплан, который позже был опубликован. И там протоколы допросов очень подробные. Так что все, что в фильме есть, это все соответствует действительности.

Более того, даже вот эта каторга, на которую попадает наша Фанни Каплан, это настоящий эскиз настоящей Мальцевской тюрьмы, в которой ее содержали. Мы ее воссоздали и построили на ДВРЗ (Дарницкий вагоноремонтный завод в Киеве. – Ред.)

А.Д. Но в этом следственном деле отсутствует, судя по всему, страниц десять. Потому что в протоколах допросов Каплан есть подробности о том, что было, когда ей было 15 лет, 16, 17, всю вот эту историю с Гарским. Но при этом с 17-го по 18-й год ей память отшибает совершенно, никаких фактов.

Ну вы же говорите, что это из-за того, что она была любовницей брата Ленина.

А.Д. Это не мы говорим. Существуют письма, существуют дневниковые записи, которые к этому делу отношения не имеют. Там все заканчивается тем, что она в 17-м году приезжает поправить здоровье в евпаторийский санаторий «Дом каторжанина». И вот там вот, дальше, как отражено уже в других документах, она знакомится с младшим братом Ленина Дмитрием Ульяновым, у них начинается бурный роман, их неоднократно видят вместе на набережной. Он был пьяница и любитель женщин, они вместе уезжали на Тарханкут.

Д.Т. А туда нельзя было поехать и вернуться, не переночевавши.

А.Д. То есть сложись все по-другому, Каплан могла бы быть невесткой Ленина, а не главным врагом мирового пролетариата.

А он действительно приезжал, когда ее арестовали, это уже ваши домыслы?

А.Д. Ну, это художественный фильм. И именно эти недостающие десять страниц в архивном деле стали отправной точкой для написания сценария.

Там есть документальные кадры – когда приезжает женщина (которую как раз озвучивает Ульяна Супрун за кадром), американка, которая начинает вспоминать. Ну, псевдодокументальные, игровые, но стилизованные под документальные. И она начинает вспоминать, что это ее бабушка. Это действительно было так?

А.Д. Это могло быть так. Дело в том, что вся современная линия – это история о том, что наши попытки установить, что было сто лет назад, они выглядят беспомощно, потому что вот в одной семье два человека, говорящие друг с другом, не могут, по большому счету, отличить правду от вымысла, не могут разобраться, что есть легенда, не могут понять, кто и когда говорит правду или выдумывает. Именно об этом наше кино.

Мы хотели сказать, что историческая правда состоит из молчания мертвых, и что жизнь человека дана ему в ощущениях. Что именно это очень ценно и важно. Что другой жизни не будет, и очень жалко потратить эту жизнь на ненависть, навязанную тебе кем-то, на борьбу за то, что через какое-то время окажется полной противоположностью. Что, может быть, не надо обязательно отдавать свою жизнь за что-то, может надо жить.

Д.Т. И еще это фильм о том, что любого человека, любого из нас можно в любую минуту превратить в какой-то жупел. Совершенно ясно, что Фанни Каплан не могла стрелять ни в какого Ленина.

Ну вот сегодня все газеты, например, написали, что Виктор Медведчук подал на меня жалобу, что я готовил на него покушение. Это правда (смеется). Многие до сих пор сожалеют, что я не довел дело до конца.
Поэтому понятно, что в прошлом было все. Но я хочу поговорить о будущем. О тех работах, которые вы хотите запустить, о чем вы думаете. Я знаю, что это, опять же, новые жанры для украинского кино. Что это?

Д.Т. Поскольку я всю жизнь снимал комедии и очень люблю этот жанр, фильм, который выйдет осенью, это фильм «Ржака» – черная комедия о кино. Я думаю, что она должна понравиться зрителю, потому что мы там путешествуем по всем видам комедий, которые только существуют. Мы хотим рассказать, что такое смешное, и показать, как можно смеяться в совершенно разных ситуациях. Этот проект уже находится в монтаже.

А следующий – сценарий написан, мы выиграли конкурс, и я надеюсь приступить сразу после окончания «Ржаки» – называется «Сторонні». Это фильм-триллер, немножко комический, но и страшный. Я хочу поэкспериментировать с двумя противоположными штуками – смехом и страхом, – вызывая и тот, и другой попеременно.

Интересно, а вы?

А.Д. Я буду работать над мюзиклом, который называется «Гуцулка Ксеня». Наша студия выкупила права на одноименную оперетту Ярослава Барнича. Работа уже началась. Пока ничего не буду рассказывать, потому что 20 декабря мы должны подписать договор с основными творческими силами, которые будут работать над этим проектом. Если это случится, то это будет очень необычно и очень здорово, и надеюсь, понравится зрителям.