Евгений Енин: Отмывание средств во времена Януковича был невероятно масштабным

---

5 фактов о Евгении Енине:

1. Днипрянин, выпускник Академии СБУ, дипломат с десятилетним стажем.

2. Когда генеральный прокурор представлял своего нового заместителя, характеристику дал ему довольно интригующую: 35 лет, 3 высших образования, владеет 3-мя иностранными языками, работал на оперативных должностях в СБУ и Службе внешней разведки. До последнего дня работал советником в посольстве Украины в Италии.

3. Указом президента Украины Евгений Енин награжден орденом "За мужество" 3-й степени.

4. На должности в ГПУ в обязанности Енина входит международное правовое сотрудничество, санкционный список, вопросы экстрадиции, а также координация работы департамента поддержки государственного обвинения и представительства интересов гражданина и государства в судах. Еще одно важное направление работы Енина – сотрудничество с Уполномоченным по правам человека в Верховной Раде.

5. Эффективная работа Евгения Енина может помочь Украине не только вернуть украденные активы, но и наказать одиозных политиков – таких как Эдуард Ставицкий, Владислав Каськив, а может даже и президента-беглеца Януковича и его "Семью".

---

Орден "За мужество"? Вы принимали участие в боевых действиях?

Ну, это информация, которую я не хотел бы обнародовать, чтобы не поставить под угрозу жизнь отдельных людей за рубежом.

В сентябре вы сказали, что ставите себе определенные индикаторы: к концу сентября что-то должно произойти, что даст понять, что все движется в позитивном направлении. Произошли ли эти события и что это за события?

В ближайшее время мы вступаем в важный переговорный процесс с правительствами Латвии и ряда других стран относительно распределения активов Павла Ивановича Лазаренко. Как известно, в ближайшее время в США должен завершиться гражданский суд в отношении Лазаренко и якобы законно, по его мнению, заработанных средств, по результатам которого мы начинаем процесс возвращения этих активов в Украину.

О какой сумме идет речь?

Общая сумма активов, которые на сегодняшний день арестованы по указанию правительства США – около 280 миллионов долларов.

Я знаю, что какая-то часть денег, кажется в Антигуа, уже пропала. То есть была оставлена государством в свою пользу, поскольку с украинской стороны, по их мнению, не предоставили достаточных доказательств относительно этих денег. Это уже безнадежно утраченные средства?

Абсолютно нет. Я не могу с этим согласиться, хотя должен констатировать, что часть шансов мы потеряли своим 15-летним молчанием на эту тему. После 2004 года, когда делегация Генпрокуратуры посетила Антигуа, никаких контактов по этому поводу между нашими странами не происходило. Но мы достаточно оптимистично смотрим вперед, мы ждем вердикта суда США.

Более того, мы надеемся, что Павел Лазаренко под давлением собранных против него доказательств сам будет инициировать соглашение с судом, поскольку платит за этот процесс сам господин Лазаренко. А это дороговато, и в определенный момент ты осознаешь, что уходиш "в минусы". И мы начали уже ряд контактов не только с Антигуа, но и с другими странами, где находятся эти активы.

Для некоторых стран вердикта американского суда будет достаточно, в некоторых – должен произойти определенный процедурный процесс по введению в действие этого американского вердикта. Где-то нам придется начинать переговорный процесс по заключению соглашений о распределении этих активов, кто-то, мы надеемся, вернет нам эту сумму полностью.

Где-то в 2014-м, когда только начинался процесс оценки активов Януковича и "Семьи", речь шла о примерно полутора миллиардах. Видимо с того времени что-то изменилось. О какой сумме сейчас можно говорить, когда говорится о возвращении активов Януковича и связанных с ним людей?

Процесс отмывания средств во времена правления Януковича был невероятно масштабным. Только по эпизодам с Клименко количество экспертов по финансовым вопросам, работавших в так называемых внутренних марках, превышало 400 человек, еще 600 человек обеспечивали вывод этих денег за рубеж и работали с зарубежными марками.

Это говорится о деньгах Семьи и приближенных к ней людей, которым разрешалось пользоваться этими услугами. Соответственно, можно себе представить масштаб украденного. Как неоднократно заявлял Юрий Луценко, сейчас нами расследуются эпизоды, которые насчитывают убытки государству около 40 миллиардов.

Это вроде слишком большая цифра...

Я бы так не сказал, поскольку с моей родной Днепропетровщины ежемесячно выводилось более 2 миллиардов.

А если говорить об этих 40 миллиардах, то эти деньги как-то подтверждены, их незаконное происхождение, потому что есть же еще и в этом проблема.

Безусловно. Если сравнить силы украинского следствия и тех финансовых экспертов, о которых я говорил, то они несколько несоизмеримы. В то же время в нашем распоряжении есть все имеющиеся международные инструменты. Это и сотрудничество на уровне служб финансовой разведки, и сотрудничество правоохранительных органов.

Как бы мы не хотели, а процесс возврата активов, как свидетельствует мировая практика, длится в среднем от 4 лет. И это при условии, если целенаправленно двигаться в нужном направлении. Соответственно, предугадывать, когда мы увидим эти средства в Украине, скажем, было бы не очень ответственно.

В сентябре банк Латвии конфисковал в пользу государства 50 миллионов евро, которые связывают с Арбузовым. Есть ли надежда, что мы по крайней мере эти 50 миллионов вернем? Потому что кроме них там еще говорится о 32 миллионах долларов Иванющенко, еще каких-то дополнительных деньгах. Вообще в Латвии можно надеяться увидеть деньги многих фигурантов, там есть список этих 16-ти разыскиваемых лиц, и думаю, там не один Арбузов свои активы держал.

Сумма конкретно выявленных активов – как в Украине, так и за рубежом, – значительно скромнее. Например за границей, если не брать деньги семьи Лазаренко, о которых я сказал отдельно, мы можем говорить о 100-150 миллионах – это те, которые связаны, скажем, с преступлениями предыдущего руководства.

А наибольший интерес вызывают полтора миллиарда долларов арестованы на счетах компаний, связанных с господином Арбузовым в Украине. Здесь кроется самая большая интрига, именно вокруг этого ломаются копья.

Это видимо по поводу закона о спецконфискации?

Абсолютно. Преодолены ли сложности? Ну, скажу уверенно, что мы находимся на верном пути, мы возобновили диалог.

А там эти сложности были внутриолатвийского характера, или это все-таки было связано с тем, что наши прокуроры что-то недоработали?

Есть и тот аспект, что ни одна страна не хочет возвращать деньги, которые у нее есть. Конвенция ООН по борьбе с коррупцией предусматривает основанием для возврата таких денег вердикт суда (в данном случае – в нашем государстве). Или же это требование может быть снято по доброй воле запрашиваемым государством. Но все это является доброй волей латвийской стороны.

То есть они уже проявили добрую волю, чтобы вернуть нам все-таки эти деньги?

Скажем, в своих предварительных комментариях они демонстрируют открытость и преданность тем международным обязательствам, которые они взяли на себя в рамках международных конвенций. Я думаю, что уже ближайшие переговоры покажут в какой степени мы можем сотрудничать с Латвией по возврату если не всей суммы, то по крайней мере определенной части средств.

Мне приходилось видеть комментарий Даниэля Телескафа. Это шеф финансовой разведки Лихтенштейна – одной из тех стран, которые по просьбе Украины сразу заморозили активы разыскиваемых украинских чиновников. И он говорил, что два года прошло и мы не можем держать это вечно, уже время предоставить какие-то доказательства, что эти деньги действительно незаконны.
У вас не было такого впечатления, что вот этот момент, когда мы еще можем доказать, что эти деньги незаконны и претендовать на их возврат, что он вот-вот иссякнет совсем?

Есть определенные сроки, которые если не делают невозможным, то значительно усложняют процесс возврата денег. Я не могу сказать, что мы совсем потеряли предыдущий период, но я более чем убежден, что первый момент можно было использовать гораздо эффективнее.

Я не хотел бы, чтобы это воспринялось как камень в огород моих предшественников, видимо есть ряд объективных факторов, таких как неготовность украинского следствия столкнуться с такими масштабными нарушениями и полное отсутствие такой практики в Украине, если не брать в расчет наследие Лазаренко.

Сейчас идет некий процесс... Портнов заявил, что снял с себя какие-то санкции, далее продолжаются усилия адвокатов Александра Януковича о снятии определенных санкций...

Будем откровенны – это в основном является игрой на публику. Хотя стоит такая игра довольно дорого.

Но она может дорого стоить и для Украины. Знаете, тут есть еще вопрос справедливости. Если вы не показываете ни миру, ни собственному населению, что эта справедливость существует, что эти люди получат наказание, а наоборот – с них снимают санкции, то это сказывается деморализующее.

Давайте так. Мы приходим к тому противоречию, что все хотят, чтобы эти люди были наказаны как можно быстрее и, в то же время это вступает в тесное противоречие с тем, как этого требует процедура. Вы хорошо знаете, что во многих странах, в частности в той же Швейцарии реализация процессуальной нормы намного важнее материальной нормы. Несоблюдение процедуры может привести к освобождению от уголовной ответственности.

Я понимаю, что этот вопрос приобрел чрезвычайную важность в нашем обществе, и все ждут результатов прямо на вчера, но настал тот момент, когда надо просто сосредоточиться на соблюдении процедуры. Поэтому все эти кампании о том, что кому-то там не отправили до сих пор подозрение, а относительно кого-то до сих пор не подали запрос на экстрадицию – они являются контрпродуктивными.

Это является своего рода тем же давление на следователя или прокурора, который, в спешке, может наделать каких-то ошибок, даже неосознано. Хотя есть довольно четкие, установленные законом сроки, скажем, 40 дней на подачу ходатайства об экстрадиции и тому подобное. И нет никакой разницы – мы подадим запрос через 5 дней или через 35.

Ну, если говорить об экстрадиции – сейчас дело с экстрадицией депутата Онищенко. Был какой-то промежуточный успех, когда Британия выдала нам одного из преступников. Продвинулись ли мы таким образом к экстрадиции непосредственно самого Онищенко?

Я не хотел бы комментировать тот приход, который принадлежит коллегам из НАБУ и САП, могу лишь отметить, что мы даем им максимальную помощь, поскольку за ГПУ все же остается статус центрального органа по вопросам экстрадиции на этапе досудебного следствия. Но ходатайство нам готовит антикоррупционная прокуратура. Просто это ходатайство уходит за моей подписью.

Оно уже ушло?

Ходатайство об экстрадиции Онищенко я еще не подписывал.

Хорошо. А по Каськиву из Панамы?

По Каськиву – буквально в эти дни мы тесно работаем с коллегами из Панамы по идентификации тех активов, которые есть там у Каськива. Нами точно установлено, что они есть. В то же время они не зарегистрированы на него персонально. И мы сейчас согласовываем соответствующие персональные детали с панамской властью.

Но возвращение господина Каськива в Украину – это реальная история?

Она станет реальностью только когда самолет с господином Каськивым сядет в аэропорту Борисполя. Но я могу сказать, что предварительные действия и взаимодействие наше с Панамой и другими партнерами, они являются беспрецедентными для последнего периода украинского следствия.

Знаете, вот хочется все же услышать, что "вот скоро вы увидите что-то"...

Скоро мы увидим что-то. Единственное, что цель у адвокатов – будь-то Каськива, будь-то Януковича – совсем противоположная. Будем откровенны: эти люди просто даже видя невероятную активность украинской стороны, используют малейшую возможность, чтобы затянуть процесс, прибегнуть к новым уловкам. И все это время, и мы здесь бессильны.

Еще раз повторю, мы должны придерживаться всех процедур. Если продолжается процедура рассмотрения просьбы о предоставлении статуса беженца 6 месяцев, то ничего не поделаешь. И любая наша попытка ускорить процесс может рассматриваться как давление на правительство Панамы, и мы можем получить совершенно противоположный результат, нежели ожидаемый.

Но есть страна, с которой у нас нет согласия относительно того, чтобы вообще говорить о выдаче нам определенных людей. Я знаю, что в Россию было кажется 5 представлений о выдаче Януковича, три по Азаровц... по кому еще мы подавали в Россию об их выдаче нам?

Как страна-сосед, мы обречены иметь много вопросов такого рода. Относительно около 50 человек за несколько последних лет подан запрос на экстрадицию из России. Кого-то выдавали нам, кого-то выдавали мы. Список по предоставлению правовой помощи – значительно шире.

Я так понимаю, что не все они – резонансные преступники и не те преступники, которых Россия считает "политически преследуемыми".

Я не хотел бы употреблять термин "серийные убийцы", но поверьте, нам выдавали таких людей, на которых негде клейма ставить. И так же делали мы.

А есть надежда, что будут выданы те люди, которые совершили преступления против безопасности Украины?

А тут несколько сложнее. Этот список можно продолжить и господином Шепелевым, который на определенном этапе начал сотрудничество с российской властью, и нам было отказано в его выдаче – но у же не по политическим мотивам, а по мотивам безопасности РФ.

А подавали представления на Пшонку, на Александра Януковича?

Подавали. Все эти представления направлялись в Российскую Федерацию. В то же время РФ ссылается на политические мотивы преследования и отказывает.

Скажите, а подавались такие представления, например, в Австрию, в отношении тех людей, которые могут там находиться? Там может быть Фирташ, сын Азарова...

Я не готов сказать насчет Фирташа...

А вообще есть ли дело против Фирташа, которое могло бы повлечь за собой запрос об экстрадиции, или хотя бы его допрос?

На данном этапе мне неизвестно о существовании уголовного производства, в котором Фирташ имел бы статус обвиняемого. Но в случае получения соответствующей информации от украинского следствия, его безусловно подадут в розыск и экстрадицию. Вообще это тема довольно деликатная, и она требует системного подхода.

Я недавно был в штаб-квартире Интерпола. Как бы цинично нам это не казалось, но в их действиях есть определенная система. Когда ты им говоришь: вы нам отказываете в объявлении в международный розыск через Интерпол убийц, которые убивали мирных людей на Майдане, они отвечают: мы же вам не говорим, что они не совершали преступления, и ваш случай не является уникальным в этом смысле.

И выносят нам толстенные папки обобщенных практик Интерпола по всему миру. Они говорят, мол наша организация уже существует более 50 лет и мы выработали определенные оговорки, чтобы избегать конфликтных ситуаций, поэтому мы не говорим, что этот человек не виноват, просто вы должны разыскивать его по другим каналам.

Последний вопрос, более личный. Вы – человек в ГПУ будто немножко чужеродный, то есть вы никогда не работали в этой системе. И эта система является достаточно закрытой, я бы сказала, келейной. Чувствуете ли вы определенную тяжесть, сопротивление материала при вхождении в эту систему? И что будет для вас определяющим, когда вы сможете сказать: я этого достиг и для этого я здесь был?

Думаю, я это смогу сказать довольно скоро. Поскольку речь не идет о каких-то громких успехах – как экстрадиция кого-то или возвращение миллионов. Это в первую очередь налаживание работы системы. И мы уже сделали определенные шаги, чтобы сделать эти изменения необратимыми. Потому что все время вылетают какие-то нюансы.

Как вы говорите "чужеродность", она на первых этапах дает о себе знать. Но это не является препятствием, и я даже считаю, что "взгляд со стороны" добавляет динамизм и движение вперед. И по экстрадиции, и по правовой помощи мы ввели систему, когда каждый запрос, по крайней мере резонансный, сопровождается на регулярной основе и мы отслеживаем процесс практически в режиме он-лайн.