Демобилизованный офицер Юрий Брехаря: “Выводы Генштаба о нашем 40-м батальоне “Кривбасс” абсолютно несправедливыми”

В годовщину тяжелых боев под Новогригоровкой возле Дебальцево гостем студии программы “Репортажи и расследования” стал Юрий Брехаря - демобилизованный старший лейтенант 40-го мотопехотного батальона, более известного, как “Кривбасс”.

Юрий командовал опорным пунктом “Зенит”, который уничтожил в тех боях 4 танка противника, за что был удостоен ордена Богдана Хмельницкого. О бое, а также о том, почему бойцы 40-го омпб до сих пор не получили поощрительных боевых выплат Юрий Брехаря рассказал в интервью журналисту Артему Шевченко.

Год назад Вы принимали участие в одной из самых ожесточенных сражений этой войны на Дебальцевском плацдарме. Какие у Вас воспоминания о нем?

Воспоминания уже притупились, нет уже большого эмоционального окраса. Мы вошли в Дебальцево 22-го декабря 2014-го года, заменив на позициях 25-й батальон “Киевская Русь”. Мы были недоукомплектованы: вместо 600 военнослужащих согласно штатному расписанию, у нас было 330. Однако нас растащили тонкой линией по фронту на 12 километров. Фактически так мы и стояли на протяжении всей битвы.

Сама битва была очень жесткой. Противник применял значительное количество сил и средств, очень много артиллерии. Он бил в разных местах, нащупывая, где можно пройти. Пробивая какую-то дыру, они проталкивали в нее диверсионно-разведывательные группы, накапливались в наших тылах и продолжали разламывать линию обороны.

Вы были командиром опорного пункта “Зенит”. Расскажите о боях на “Зените”!

“Зенит” находился в поле. Основной удар по нас состоялся, когда 7-9 февраля начался штурм поселка Новогригорьевка на окраине Дебальцево.

Война в поле. В чем ее специфика?

Благодаря 25-му батальону “Киевская Русь”, они накопали на “Зените” очень много укреплений. Хоть опорник и был растянут на 400 метров, но это были сплошные линии траншей, блиндажей и капониров.

Наша оборона строилась на сети опорных пунктов, между которыми были довольно большие расстояния по 1,5-2 километра. Из-за особенности местности некоторые участки были невидимые для меня, но видимые для соседних опорников. Так оборона и строилась, что пройти между нами незамеченным и необстреляным не мог никто. Но если противник захочет проскочить, то это ему удастся.

7-го февраля утром противник провел разведку боем, выдвинувшись в сторону Новогригорьевки. Он обнаружил мой “Зенит” и моего южного соседа “Зозо”. В тот день атаку противник не развил, и, потеряв две БМП подожженными, отступил вместе с этими бронемашинами. 8-го февраля утром был туман и противник воспользовался этим, чтобы снова войти в Новогригоровку на высокой скорости между нашими опорниками. Мы заметили их слишком поздно и сектор обстрела был узким, чтобы их достать. Так противнику удалось забросить пехоту на танках в поселок. Однако он встретил там сопротивление наших группировок и вражеские танки начали отступать прямо на удобные для моего “Зенита” секторы огня. Туман рассеялся, мы их прекрасно видели и открыли огонь.

Что у вас было из противотанковых средств?

Нам достались советские противотанковые средства разработки 60-х годов прошлого века: ПТУР “Фагот” и пушка “Гром” на базе БМП-1. Против современных танков, имеющих динамическую защиту, они крайне низкоэффективны. Первый танк мы расстреляли из всего, что имели, и уничтожили его. Второй танк получил три ракеты в башню и только после этого загорелся. После этого мои зенитчики предложили сначала с крупнокалиберного пулемета сбивать на танках динамическую защиту и только после этого тратить ракеты. Зенитка ЗУ-23 никак не защищена против танков и является легкой мишенью. Но мои ребята уже были, как говорится, “на кураже”! Это был реальный героизм, когда ребята осознавали, что они стояли против танка голой грудью! Итак третий вражеский танк Т-72 получил очередь из зенитки, развернул башню в нашу сторону, но, к счастью, сделал неприцельный выстрел, очевидно, потому, что его навигационные приборы уже были разбиты из нашего пулемета. Далее мой “птурист” говорит: “Я могу стрелять!”. Я даю команду зенитникам начать стрельбу. Затем происходит пуск ракеты и танк загорелся. С четвертым вражеским танком, который появился, мы повторили ту же процедуру. То есть вражеские танки у нас на “Зените” горели, как положено! Трое из них были уничтожены в результате детонации их боекомплекта с отрывом башен. Четвертый подбитый танк противнику удалось взять на буксир и оттащить под прикрытием дымовой завесы.

После того, как битва за Дебальцево закончилась, что Вы почувствовали?

Вы имеете в виду выход из Дебальцево? Это вообще отдельная тема и об этом можно говорить много. Мы шли пешком, потому что вся наша техника была уничтожена — это боевые потери от прямого попадания вражеской артиллерии. Выход у нас происходил в условиях полной потери связи. Когда мы выходили из “Зенита”, то мы не знали, выжил ли еще кто-то из нашего батальона. Я лишь знал, что под Новогригоровкой живой опорный пункт “Зозо”, с которым нам удавалось разговаривать по мобильному телефону. Но мобильная связь от “Лайфа” - это не для обмена информацией, ведь уже месяц по нему нам поступали вражеские СМСки со словами “Укропы сдавайтесь!”.

Когда я со своими ребятами вышел из “Зенита” и прибыл в штаб, кажется, 128-й бригады и рассказал о маршруте своей пешей эвакуации, меня спросили: “Вы все в каком состоянии? Готовы ли вы принять другую позицию?”. Я ответил: “Не вопрос! Все мои в хорошем моральном состоянии, вышли со своим оружием. Нам надо лишь сутки на отдых”. То есть настрой у нас был боевой.

Для вашего 40-го батальона “Кривбасс” битва за Дебальцево была второй такой крупной операцией после Иловайска. Но по оценкам Генштаба 40-й омпб является одним из виновников, через который мы не удержали Дебальцево. В частности, упоминали о значительном количестве пленных. Что Вы почувствовали, когда узнали об этих упреках?

Действительно, наш батальон сделали главным обвиняемым в потере Дебальцево. Однако выводы Генштаба о 40 омпб являются абсолютно несправедливыми! Наш батальон полностью выполнил свою задачу. Я уже упоминал, какой тяжелое у нас было состояние, когда мы стали на позиции: вместо 600 нас было 330. 25-й батальон, который мы заменили, был полностью укомплектованным согласно штату. Мы заняли тонкую линию обороны на 12 километров, но, в то же время, согласно боевого Устава один батальон может занимать линию фронта только 5 километров и 2 километра вглубь. У нас не было каких-то резервов. Однако мы стояли и удерживали линию обороны! Никто не оставлял никаких позиций! Те наши ребята, которые попали в плен на двух опорных пунктах, держались в течение целых 7 дней в полном окружении и без связи. Им поступали приказы “Держаться! Помощь идет!” и они держались! Но когда 17-го февраля начался выход всей группировки украинских сил из Дебальцево, а эти 2 опорника выйти просто не могли, им поступил приказ “Сохранить жизни личного состава!”. Именно после этого ребята и сдались в плен.

Стоит отдельно прокомментировать фразу начальника Генштаба генерала армии Виктора Муженко о том, что сдались 107 бойцов 40 омпб и были быстро освобождены противником без каких-либо условий. Это неправда! В плен попали 90 наших военнослужащих и 2 солдата из 17-й танковой бригады, которые находились на наших опорниках. Вторая ложь относительно “отпустили без каких-либо условий”. На самом деле произошел обмен пленными: 140 пленных военнослужащих ВСУ, включительно с нашими, на 55 боевиков незаконных вооруженных формирований. То есть в плен во время боев за Дебальцево попали не только бойцы 40-го батальона!

Кроме этого, во время всей дебальцевской битвы оборона рушилась в разных местах, и начиная с 7-го февраля противник уже накапливался в наших тылах. Бойцы из наших опорных пунктов, в том числе из тех, которые попали в плен, делали запросы к высшему командованию, что необходимо проводить зачистку тылов. То есть наш 40-й батальон воевал в тех условиях, в которых не должен был вообще воевать!

Получили ли бойцы вашего батальона и Вы в том числе поощрительные выплаты за уничтоженную бронетехнику противника?

Мы трижды подавали документы на эти выплаты. Первый раз это было еще в Дебальцево, когда их оформили с юристом батальона, сфотографировали уничтоженную технику и передали эти документы в штаб сектора “С”. Но во время вывода украинских сил из Дебальцево штаб сектора потерял все наши документы и нам сказали все оформлять снова. Мы это сделали, но документы не приняли. Командующий оперативным командованием “Восток” генерал Наев пошел нам на встречу и распорядился, чтобы документы таки приняли. А теперь у нас уже третья попытка выбить эти выплаты, поскольку сектор “С” был расформирован и наши документы исчезли. Таким образом весь батальон не получил ни копейки поощрительных выплат.