Когда наши танки войдут в Москву и другие русские росказни

...Говорят, этот сборник переводов современных украинских авторов, изданный в России по инициативе Людмилы Улицкой, пробивался к читателю с боями, и в процессе даже сменил издательство. Сложно сказать, почему. Возможно, из-за одиозности инициатора, чьи собственные книги проверялись властью в России на "пропаганду нетрадиционной сексуальной ориентации" среди несовершеннолетних. Потому что если взять творчество самих участников сборника, разбалованных вниманием российского мэтра, то они не такие уж и "несовершеннолетние" в смысле издательских отношений с упомянутой властью. Почти треть авторов, вошедших в сборник "Небо этого лета" (М.: Три квадрата) давно известны в России, где их переводили в периодике (Винничук, Издрик, Прохасько), и где выходили их книги (Андрухович, Жадан, Ешиклев, Малярчук, Рафеенко).

В общем эта книга вполне адекватна нашей современности, когда, во-первых, к штыку опять приравнивают перо, выдавая за рассказы злободневные публицистические тексты из газетных колонок, во-вторых, тут же пристраивая старые тексты, тоже выдавая, но уже за украинских писателей, собственных друзей из Фейсбука.

С другой стороны, в наши прифронтовые времена даже в области литературной политики можно ждать чего угодно. И это касается не только того приятного факта, что второй в списке, после Жадана, идет малоизвестная Каринэ Арутюнова, недавно выходившая в серии "Уроки русского" в одном из знаковых российских издательств и вдруг стала "украинской писательницей". В общем, чтобы доказать, что нашего цвета по всему свету, в украинские писатели быстренько зачислены такие недавние беглецы с Донбасса, как Элина Свенцицкая и Владимир Рафеенко, а также малоизвестные, как и упомянутая Каринэ Арутюнова, авторы – Ада Самарка и Игорь Куликовский. У которого, кстати, как и у Андрея Бондаря в сборнике больше всего текстов, примерно с десяток, тогда как у Андруховича, Издрика и Жадана с Ешкилевым – всего по одному.

Не хотелось бы проводить сомнительные аналогии, но некоторыми названиями все же навеяло. "Лузеры хотят большего" - такой рассказ Тани Малярчук вошел в "Небо этого лета", и почему-то сразу вспоминаешь, что соответствующее "Суки получают все" Ирэны Карпы в своеобразную антологию современного украинского рассказа почему-то не вошло. Может, потому что это повесть, но как подходит, да?

Так же отвечает свободолюбивой политике еще одного российского издательства изданный там сборник "Лав – из" Тани Малярчук (М.: АСТ), который критики сравнивают с лучшими сюрреалистическими историями Людмилы Петрушевской. А "Frankfurter Allgemeine Zeitung" вообще заметила, что проза этого автора - "вопиющий приговор в стиле великого русского сатирика 19-го века Салтыкова-Щедрина".

В чем же причина такой, напомним, безоговорочной любви в откровенно, не забывайте, боевое и военное время? Каким образом городские истории закарпатской писательницы приглянулись первопрестольной? В принципе, такую необязательность связей с географией довольно просто объяснить. "Все зависит от того, как рассказывать, - как-то раз уточняла автор. – Можно рассказывать так, что все вокруг будут рыдать, а можно так, что все будут смеяться. Одну и ту же историю".

Пожалуй, добавим, не только рассказывать можно на две аудитории, но и слушать в разные уши. Кому-то придутся по душе "урбанистические" скитания героев прозы Малярчук в Киеве, а кто-то благосклонно отметит эссе о том, как ридна маты моя, ты ночей не доспала в Европе. Ведь действительно, до недавнего времени у автора этого сборника все было более однобоко, клонясь в магический реализм рустикального, как сказал бы Ешкилев, характера. Сельский эпос, похожий на библейские притчи. Святая простота пополам с народной мудростью. Словом, такой себе народный сюрреализм.

А теперь? Откуда что взялось, знаете? Ясно, что в какой-то момент автор переехала в город, а дальше вообще стала известна в Европе, получив там свои заслуженные премии, после чего все завертелось. На смену сельской идиллии, следы которой остались лишь во второй части "русского" сборника (в частности, в эссе "Я и моя священная корова") пришли городские ритмы зарубежной эстрады. Песни, впрочем, остались те же - то ли плакать, а смеяться.

Нет, все действующие лица из книги "Звірослов" Малярчук, рассказы из которой в основном сформировали этот сборник, безусловно, откуда-то берутся. И социально они, конечно, привязаны, а не так, чтобы уж совсем из ниоткуда. Городская сумасшедшая Белла, учительница литературы Антонина Васильевна, продавщица пирожков Жанка, начальница ЖЭКа Эльвира Владимировна, осатаневшая без мужика Тамара Павловна. И жизнь у всех знаете, какая "веселая"? "Жанка завесила темными шторами окно. Сидит на кровати, положив руки на колени. Через окно теперь ничто не проберется. - Жанна,- говорит Бог,- мне не нужны окна, чтобы добраться до тебя. Я вездесущий. - А я не прячусь, Боже. Я просто не хочу Тебя видеть".

На самом же деле, если отбросить любые социальные связи, герои Малярчук, конечно, совсем из других жанровых краев. И сам "Звірослов" продолжает более давнюю традицию, чем "пирожковые" истории голодных до мужиков женщин. Дело в том, что во времена Средневековья так называли энциклопедии животных, из которых наши предки могли узнать об экзотических существах вроде драконов, саламандр или носорогов. Ну, а уж человек, - по мнению автора, не менее экзотическое животное, - достоен пристального внимания. Поэтому и названия рассказов соответствующие – "Aureia aurita (Медуза)", "Corvus (Ворон)", "Thysania agrippina (Мотылек)", "Canis lupus familiaris (Собака)", "Rattus norvegicus (Крыса)".

Такой же сплошной зоопарк в театре советских теней из романа Юлии Кисиной "Elephantinas Moskauer Jahre" (Berlin: Suhrkamp Verlag) начинается не с пыльной вешалки, а совсем с других ностальгических вершин. Именно оттуда автор затевает свой стриптиз киевской души, попавшей в московское чистилище, чтобы после улететь в тартарары высокого эмигрантского искусства. "Там, на Днепровских кручах, - вспоминает она, - на самой вершине блаженства, на ледниках снова мы раскладывали свои этюдники, этих насекомых с алюминиевыми ногами и начинали размазывать по холсту цветастый кал масляных красок". Кстати, описанию этого занятия была посвящена предыдущая автобиографическая книга нашего автора – "Весна на Луне", которая оказалась откровенно "киевским" текстом. Теперь вот - текст "московский", не менее феерический и теплый, как школьные колготы с начесом.

Итак, это было время, когда "на черном войлочном хлебе лежали молочно-стеклянные кусочки подтаявшего сала и колбасная смальта", а юная героиня романа взяла псевдоним, который вышел протрубить ей славу в название самого романа. Каждый раздел которого начинается информационным бюллетенем: "Пиночета избрали президентом. В космос полетел космонавт из Монголии. СССР объявил польскую "Солидарность" вне закона. В Ливане шла гражданская война. Компартия Болгарии избрала Тодора Живкова. СССР выиграл Чемпионат мира по хоккею. Именно в это время у меня обнаружили подозрение на поэзию".

Ну, а дальше уже совсем о литературе. Это когда заезжие знаменитости – поэты-авангардисты из Москвы – пьют пиво на Подоле, и одного из них зовут Помидорный Гуру. В этом романе вообще немало ребусов с загадками, и решить их читателю будет нелегко. Сама же автор крапленых славой карт в своей биографической колоде не раскрывает. Так много еще живых, и они могут обидеться на "овощную" нарезку дат, имен и событий.

Впрочем, главный из поэтов этого романа уже не обидится. О таких, как известно, или хорошо, или никак. У Кисиной получилось на удивление хорошо. "Он пил чрезвычайно много, - сообщает ее героиня, - был красным и потным. Но мне уже тогда нравились красные потные мужчины, похожие на радостные овощи-помидоры и тыквы на южном базаре. Почему-то и этот был похож на плод: скрещение помидора и тыквы. Он был необыкновенно остроумен, прямо как была бы остроумна я сама, будь я бритвой. Я слушала его, раскрыв рот".

А еще поэтому все так мило и уютно в начале этой истории, что пророк из Москвы "раньше был мальчиком на юге Украины", откуда, заметим, приехало немало тогдашней литературной богемы, и у него уже была жена. И даже несмотря на прозаический демарш, все равно из Киева с любовью прилетела "обратка" нашей героини, которая увлеклась поэтическим гением своего кумира. Ну, а разве не так? Ведь именно любовь к столице нашей Родины привезла киевская провинциалка, которую, заметим, не подарила кому-нибудь, а известному в бархатном подполье контркультуры поэту. А именно - Алексею Парщикову, легендарному метареалисту.

Хотя, сама автор держится в романе, как партизан в "Камеди клаб", и явок-паролей, а также имен-псевдонимов не раскрывает. Героев поэтической тусовки тех времен у нее зовут Кривой, Унылый, Горбатый и Невзрачный. Хотя, есть просто известные люди с нормальными именами-фамилиями. Например, Ален Гинзберг, который тоже приехал в Москву, но оказался совсем не с "юга России". Возможно, именно поэтому он в Москве, как известно, не прижился?