Анатолий Свирид: “Бойцов из Донецкого аэропорта надо было выводить раньше”

Год назад в январе было начало новой фазы битвы за Донецкий аэропорт и которая закончилась для Вас, когда силы АТО были вынуждены уйти из аэропорта. С какими ощущениями Вы входили туда и догадывались ли, что эта битва станет одной из героических?

Год назад я был в госпитале после первого ранения и контузии. Затем я досрочно выписался из госпиталя, потому что знал, что будет заезд моей роты в Донецкий аэропорт.

Такое у Вас было желание?

Конечно!

На чем оно основывалось?

Во-первых, есть задачи, есть подразделение, его бойцы, которые в тебя верят и которым ты нужен. Было бы неправильно, если человек, который занимался боевой подготовкой, где-то теряется. Проблема произошла в конце защиты аэропорта из-за того, что там были разные подразделения, и мы не знали подготовки других бойцов.

В аэропорту Вы воевали бок о бок с Андреем Гречановим с позывным “Рахман”, которого недавно вернули из плена. Расскажите что-нибудь об этом человеке!

Знаете, мы после взрыва, который произошел в аэропорту 19-го января... Было два взрыва. Первый был 19-го января, когда против нас применили газ - очень неприятную вещь. Нас во многом спасло отсутствие стен и газ вытянуло ветром. Было достаточно одного вдоха, чтобы спазм парализовал дыхательные пути. И вот после первого взрыва мы с “Рахманом” — это такой яркий эпизод — бок о бок лежали и отбивали штурм. Сверху на нас упала “мохнатка” (граната Ф-1). Я сделал прыжок вперед, но мне посекло ноги, там было более 20 осколков. “Рахмана” же ранило парой осколков в руки.

Это было такое настоящее боевое братание?

Там все является настоящим, в отличие от того, как здесь все на “гражданке”. Бойцы, которые возвращаются оттуда, несколько удивляются и в какой-то степени огорчаются, когда видят полные рестораны и дискотеки, потому что они многое пережили, в отличие от тех ребят, которые развлекаются.

Ваша ротация в Донецкий аэропорт была последней и именно на Вас легло бремя последних дней. За счет чего все же так долго удавалось удерживать аэропорт?

Надо признать, что рано или поздно уход из аэропорта должен был случиться, в частности, после перерезания путей подхода. Самым тяжелым было то, что была невозможной эвакуация раненых и тяжело раненых. В те дни у нас не было уверенности, сможет ли заехать группа эвакуации, или нет. Перерезание путей подхода стало серьезным сигналом, когда уже надо было, как на меня, принимать решения по выводу личного состава и минировании терминала. И взрывать его надо было уже с противником, который туда войдет.

А можно было нормально оставить аэропорт в те дни 17-20 января 2015-го года?

Вспомним, как 20-го января попали в плен наши бойцы с комбатом Кузьминых! Потому что в тумане они заехали не туда, куда надо. Почему не было взаимодействия с разведкой, начиная со штурма “дома с крестом”, где вдруг оказались вырыты противотанковые траншеи и об этом никто не знал? Здесь, на мое мнение, очень болезненным был вопрос планирования. И когда командиры бригад получают за оборону аэропорта ордена Богдана Хмельницкого, то, по моему мнению, это несколько неправильно. Мы испытали там колоссальные потери среди мотивированных бойцов! Туда ехали добровольцы, которые понимали, куда они отправляются. Каждый заезд в аэропорт мог бы быть для них последним. Защитники аэропорта это осознавали. Но ехали туда, потому что там находились их друзья, которые требовали отдыха и сна. Воевать там было тяжело, в частности, из-за морозов и того, что ты находишься на холодном бетоне круглосуточно. Итак очень важный вопрос планирования как-то так проскальзывал мимо нас. Это было неправильно... Надо было выводить личный состав. Для этого были все условия и показатели: сильный туман, когда не видно вообще ничего. Одна группа наших бойцов ночью 20-го января все же пошла.

Почему Вы не пошли вместе с ними?

Потому что у меня лежали тяжело раненные ребята...

Сколько?

Тяжких? Тяжелым было девять.

Расскажите про этот эпизод! Когда все наши ушли, Вы остались в аэропорту с девятью тяжело ранеными бойцами.

Так, было 9 тяжело раненых и еще легко ранены. Тяжелых надо было эвакуировать. После мощного взрыва в терминале 20-го января многие бойцы попали под завалы. Моя группа выбралась из-под завалов и вытащила оттуда, кого смогла. Затем вечером из аэропорта пошел “Рахман” со своим разведчиком. Но он ушел, чтобы вернуться с машинами для эвакуации раненых. У него была попытка прорыва, но их машина заехала не туда и ее подбили и сожгли. Вечером ко мне подошли мои бойцы со словами, что надо выходить из аэропорта, поскольку ночью нас убьют. Я ответил, что я никого насильно не удерживаю, но сам я оттуда не уйду. Не имею я права оставить ребят без разницы, тяжело они  или легко ранены.

Что было потом?

Потом те бойцы ушли из аэропорта.

А вы начали переговоры с противником...

Так, я остался в терминале с ранеными до утра. И на утро, к сожалению, половина из них умерла: кто раньше, кто позже. И, оценивая такую сложную ситуацию, что остальным раненым бойцам становится все труднее — у кого-то значительная потеря крови, у кого-то перебиты ноги — я принял решение выйти на “ту сторону” на переговоры по поводу “зеленого коридора” для вывоза тяжело раненых.

Были ли они успешными?

Так, частично. Ребят спас, а сам отсидел в плену.