От "аз" до "хер" в сучукрлите, маринарки с тарталетками и прочь с Востока

В давно уже каталогизированном мире животных, друзей и других представителей современной литературы иногда все же случаются щели, куда стоит вставлять свои пять копеек о ночном киоске. Без этого киоска на Подоле не было бы ни Львова на утро, ни АТО под вечер. Не говоря уж об этом обзоре.

Так и "Лексикон А.Г." Виктора Неборака (Ивано-Франковск: Лилея-НВ) – это своего рода отчет, оформленный в виде энциклопедии современной украинской литературы. Ясное дело, частной, как того хотел ее составитель, известный участник поэтической группы "Бу-Ба-Бу". Впрочем, уже в первом из череды рассказов о неофициальных сборищах поэтов в Киеве 80-х понимаешь, что "частным" может быть разве что авторское мнение об этом.

Поскольку какие могут быть "подпольные" чтения у комсомольских поэтов той эпохи, одни из которых (В.Неборак, А.Ирванец) приехали учиться в аспирантуре Института литературы АН УССР, вторые попали в столицу по призыву Союза писателей (В.Герасимьюк), а третьи (Т.Федюк, П.Медянка, К.Москалец) приезжали туда по не менее официальной командировке? Правильно, только не нонконформистские, как сейчас пишут в Википедии о деятельности автора известной песни "Вона". Когда это поймешь, читать бывальщины Неборака о "подпольной" синекуре становится намного приятнее, как будто бульварный роман-воспитание, если такой, конечно, существует. "Бубабистів пригласили в Херсон на поэтический фестиваль авангардной поэзии. Юрко (Андрухович) приехал из Москвы, где повышал свою квалификацию на Высших писательских курсах, в Киев, чтобы вместе со мной и Александром Ирванцом двинуться на Херсон, где нас уже ждал Николай Григорьевич Жулинский".

Далее у Неборака не намного лучше. Точнее, все в порядке с официальной точки зрения, на которую, признаться, уже не обращаешь внимания, поскольку какая уже разница в каких советских учреждениях – университетах, редакциях или издательствах – работал тот или иной "поэт-нонконформист", если среди них такие будущие звезды нашей литературы, как Тарас Малкович или Аттила Могильный. Собственно, об отношении самого автора Лексикона к такому звездопаду в глазах следующих поколений – в разделах "Ответы Виктора Неборака на вопросы" – Катерине Щеткиной, Александру Ирванцу, Сергею Жадану.

"За эти годы вам приходилось слышать много грубой критики по поводу вашей вредной роли для отечественной нравственности и культуры", - обвиняет автора в частности Жадан. "Такая уж судьба и "роля" украинского писателя, - отвечает тот, - что его трактуют сначала как вредителя, а затем, очистив от жизненных наслоений, канонизируют". Но трудно, пожалуй, дойти до чистки себя самого, поскольку в сборнике Неборака пока канонизируют тот самый официальный люд, с которого начинался конец украинской советской литературы. И дальше нам предлагают ностальгические рассказы о Тарасе Мельничуке, Василе Герасимьюке, Юрии Покальчуке, Косте Москальце, Александре Ирванце, Андрее Содоморе, а также других "вредителях" литпроцесса вроде Назара Гончара, Владимира Яворского и Оксаны Лучишин.

Немного разжижается "официозная" атмосфера мемуарного лексикона Неборака лишь тогда, когда советское время в нем заканчивается, и беспризорные дети из советского прошлого начинают радовать в соответствующих разделах сборника своим "аутентичным" творчеством. Замешано это, как правило, или на региональных (Т. Прохасько), или на чисто неукраинских концептах (Я. Дубинянская).

Жаль, что автор не упоминает Владимира Ешкилева, у которого берет взаймы "галицкий" антураж, описывая хоть бы и встречу "бубабистов" с Тарасом Мельничуком во время чтения Андруховичем его "Рекреаций". В сборнике Неборака "ему не сиделось на месте, его не интересовали приключения рекреационных поэтов в вымышленном Юрой горном Чортополе. Он выходил, возвращался, убеждался, что чтение продолжается и уровень водки не падает. В конце концов Тарас на правах старшего настоял, чтобы мы разлили в стаканы все пойло и, убедившись, что второй бутылки у нас нет, окончательно покинул зал чтений".

Вспоминается, как в оригинале у Ешкилева эта характерная сцена была подана в более аутентичному описании: "Вокруг лауреатов сидят деды-алконавты в мазепинках и юные кривоногие поэтессы с дебильными от галицкого йододефицита лицами и терпеливо слушают гения, левым глазом следя за уровнем жидкости в бутылке. После очередных ста грам очередной дед (который уже десять лет выдает себя за ветерана УПА и получает на этом основании право нести знамя на параде) вскакивает и кричит: "Старик, ты гений!" Это незабываемое зрелище".

Теперь об этом зрелище можно прочитать также в "Лексиконе А.Г." Виктора Неборака.

И вот, когда, значит, в основном галицкие монстры выехали на покорение столицы, в Городе Льва началась любовь. Включитльно, между прочим, с коханням. И никакая не "подпольная", а вполне публичная, потому что "Роман с городом" Светланы Горбань и Натальи Лапиной (Х.: Клуб Семейного Досуга), кажется, даже был отмечен премией "Коронации слова". Но тут не любовь на продажу, как может, опять-таки, показаться глядя на производственный дуэт авторов по покорению конкурсных монбланов современной литературы. Макулатуру, говорят, на упомянутом турнире не отмечают, поэтому стоит присмотреться поближе.

Итак, некий юный студент-музыкант Матвей Свидзинский – не потомок сожженного поэта, но гореть со стыда в галицкой столице ему придется не раз – приезжает во Львов, а уж здесь этих потомков, мягко говоря, как мух в шинке "Под чашей". Впрочем, авторы твердо решили воспитать не только своего героя, но и всех возможных читателей этого пасторального чтива, поэтому в романе на каждом шагу спотыкаешся о разные примечания. "Ресторація – ресторан", "кнайпа - небольшой ресторан", "маринарка – пиджак". Постепенно такая наука затягивает в глубокие дебри сюжета, в котором появляются длиннющие отступления в экзотическую семейную историю. Собственно, именно благодаря им - не очень ловко, но вполне надежно - в романе связаны целые эпохи.

Как именно, спросите, это происходит? А вот представьте себе, что в городе, в который вы попали впервые, обитает западноукраинская семья, из которой вас в силу исторической центрифуги выбросило на восточный маргинес, а жизнь покатилась дальше. Старая жизнь, настоящее, и что интересно, с теми самыми ступеньками, по которым гуляют те самые барышни, которые пьют без вас тот самый кофе, закусывая теми самыми – нет, еще лучше! – пирожными. Или тарталетками, неважно. И за то, что вот так замечательно, а не в шахте, они живут, на другом полюсе нашенской страны их недалекие восточные родственники считают этих двоюродных людей врагами, ясное дело, народа. А те, как на зло, еще и скачут под Шопена и поют:  "Бо де ж іще людям так добре, як тут? / Тільки у Львові! / Де співом голублять і будять зі сну? / Тільки у Львові!"

Словом, в следующем романе нервы у людей не выдерживают, и они, словно в славном 1944-м году, когда во Львов вошли советские войска, едут покорять западноукраинские территории нашей Родины. Точнее, не совсем так. В сборнике рассказов Маргариты Сурженко "АТО. Истории с Востока на Запад" (Брустуров: Дискурсус) вообще бы никто никуда не ехал с одним рюкзаком за плечами, и ни с кем не братался бы, если б не дыра. То ли в голове у власть имущих, то ли в народной памяти о "красных" завоевателях, то ли прямо в квартире у одной из героинь этой книги, родом из Луганска, да еще и по имени Ангелина "Не знаю, кто ее сделал: "террористы", или армия, которая пыталась мудро выгнать их из города, - откровенничает она уже в поезде, несущем ее на Запад. - Я мало что понимала, когда увидела, что моя квартира превратилась в груду металлолома, даже не оценила возможности загорать летом, не вставая с кровати, а зимой – романтично ловить снежинки ртом..."

Впрочем, герои в этих рассказах попадаются разные, не такие инфантильные, хоть в Киеве, куда они проездом в Галичину попадают, тоже хватает их, честно говоря, братьев. "Вместо фашистов и националистов чаще всего встречались бородатые мужчины, - оглядываются приезжие. - Я даже подумала о том, что это какой-то волосяной вирус. А может, именно так и выглядят националисты? У Гитлера были усы, а вот у украинских фашистов они эволюционировали еще и в пышные бороды". Однако, кроме фашистов, которые обыкновенными хипстерами улыбаются в "Макдональдсе", в Киеве немало других плюсов. "Оказалось, что Киев тесен, - продолжаются открытия. - На следующий день я ехала в какой-то центр для регистрации переселенцев и встретила в метро одногруппницу". Ну, и понеслось. Стоит ли говорить, что когда "ее возлюбленный выпил на 300 гривен, это был эпический женский половой орган"?

Как бы там ни было, но о "проклятых бандеровцах" и "майданутых" жителях Киева героям этого сборника приходится наслушаться немало, прежде чем направиться в самый "бандеровский" ад, где они нашли и чай, и горы, и любовь.

Интересно, что так же, как вышеупомянутая Ангелина, следующий рассказчик по имени Толик "сразу осознал, что луганчанин – это диагноз. Нас не воспринимали за людей. Мы были крысами, бегущими с корабля". Но прежде чем нам рассказали, как оно было дальше в батальоне "Айдар", в разговор вступает Оксана. А затем все они встретились в конце книги в благословенном, ясное дело, Львове. И сразу поняли, что "АТО – это замечательная возможность почувствовать друг друга и стать одним целым".

И что с того, мол, что в сердце каждого из них дыра величиной с разбомбленную квартиру. Зато теперь их видно насквозь.