Автор книги "Иловайск" Евгений Положий: Посмотрим, готово ли наше общество к такой книги о войне

Презентация книги состоится 3 сентября в Национальной парламентской библиотеке в 18.30 (ул. Грушевского, 1).

Для нашего сайта Евгений рассказал о самой книге, истории ее написания, а также ответил на возможные вопросы скептиков.

- Евгений, я прочитал твою книгу в черновом электронном варианте и хотел спросить, почему ты выбрал для "Иловайска" именно форму романа, а не, например, сборника интервью?

- В конечном варианте для издательства текст обозначенный не как роман, а как "Рассказы о настоящих людях". Я хотел написать именно художественный текст, который бы вобрал в себя рассказы десятков очевидцев, с которыми я пообщался. Какие-то вещи надо было обобщить, и именно это лучше было сделать в художественной форме, а не в сборнике интервью.

- Я так понял, что в "Иловайске" фигурируют как вымышленные персонажи, так и реальные люди.

- Да, часть людей упоминается под своими именами или позывными, а часть - под вымышленными, но у них есть прототипы. Например, один из главных героев с позывным Грег имеет свой прототип, с которым я встречался дважды.

- И были различия между обоими разами?

- Да, различия были, но незначительные – люди просто вспоминают по-разному, добавляются или исчезают определенные детали, это нормально. Например, в книге есть эпизод, когда подбивают вертолет. Так вот те, кто был в нем, и те, кто наблюдал с земли, воспринимали и рассказывали все совершенно иначе. Еще я столкнулся с тем, что у бойцов, после недель изнурительных боев, после всех обстрелов, нехватки пищи и воды, случались индивидуальные и коллективные галлюцинации. Бойцы могли видеть танки и «ураганы» (системы реактивного огня, - авт.), которых не было, или точно видели, как их товарищу отрывало взрывом ногу, а на следующий день видели товарища с целой ногой. Интересно, что бойцы вполне осознавали через некоторое время, что видели мираж. То есть в таких стрессовых ситуациях полагаться на человеческую память до конца невозможно.

- Ты пытался максимально брать реальные истории, или что-то и придумывал?

- По-разному. Например, как в случае с тем же Грегом, мне нужна была история человека, который не был на Майдане, но потом пошел в добровольцы. Я придумал семейный конфликт с отцом, типичным советским человеком, сторонником дружбы с Россией. В книге отец перед смертью отрекается от своих взглядов и рвет партбилет КПСС, избирает будущее для своих детей и внуков. Но в реальности такого конфликта в семье не было, и поэтому Грег – это вымышленный персонаж, имеющий реальный прототип.

- Относительно Грега. Там еще есть хороший эпизод, когда жена узнает о его планах идти на войну и говорит, что такое решение человек должен принимать самостоятельно. Это выдумка или взято из жизни?

- Нет, это правда, так действительно сказала жена прототипа Грега. Так же, как в действительности существовал тот главврач, который был сторонником "ДНР", бегал с сепаратистским флагом на митингах, но когда в больнице оказались украинские ранены, то он спрятал их, фактически спас от своих же, не выдал. Там много чего было такого странного, запутанного и именно художественная форма позволяла адекватно это описать.

- То есть журналист Положий очередной раз уступил писателю Положию?

Да, литература, как на мое мнение, дала мне в этом случае значительно больший инструментарий для описания войны и людей войны, чем журналистика. Мне кажется, текст написан на грани этих профессий.

- Как вообще возникла идея написать о событиях в Иловайске?

- Прошлой осенью, в октябре, я поехал в Глухов с презентацией своей на тот момент последней книги "Рыбьи дети". Встречался со студентами, а потом заехал к своему товарищу Юрия Коваленку, известному искателю, который много лет раскапывал захоронения солдат Второй мировой. А тут выяснилось, что он только вернулся из-под Иловайска, где в составе миссии "Черный тюльпан" искал тела наших бойцов, которые погибли в котле. За три недели они нашли тела и останки около 150 бойцов. Я увидел фотографии с места боев... А поисковики, они фотографируют все, что может помочь идентифицировать тело: татуировки, какие-то личные вещи, остатки... Те фотографии меня очень впечатлили, и я понял, что очень мало знаю о тех событиях. То есть, если я мало об этом знаю, человек, который интересуется темой, то сколько же тогда знают другие люди? Почти ничего. Я как раз поехал с туром презентаций книги Украиной, и в каждом городе просил организаторов или свозить меня в госпиталь к раненым бойцам, или помочь встретиться с бойцами, которые вернулись с фронта и были под Иловайском. Этих встреч было много, пошел резонанс в среде бойцов и я немало поездил по стране и собрал много материала. Часто говорил просто по телефону. Потом мы с семьей были месяц в Польше и я начал писать текст. Так книга и родилась. И я сразу понимал, что получаю серьезный, взрывоопасный материал.

- Какие-то попытки повлиять на написание были?

- Так, когда стало известно, что книга написана и должна выйти, мне начали звонить разные люди. Интересовались, как в книге кто показан. Кто-то беспокоился о себе, а кто-то звонил и говорил, что вот такого надо «мочить», то есть написать, какой он плохой...

- В романе нет прямого ответа на то, было ли поражение под Иловайском: предательством, следствием глупости руководства или чем-то другим. А ты как считаешь?

- Не имею однозначного ответа, да его и нет, скорее всего, весь комплекс причин. Обрати внимание на то, как сейчас разные группы влияния с Минобороны, МВД, добровольческих батальонов пытаются в медиа создавать информационные тренды, чтобы подкрепить именно свою версию развития событий как основную. Я считаю, что для того, чтобы начинать разбираться с Иловайским котлом, надо сначала узнать ответы на четыре главных вопроса.

Первое: почему именно добровольческие батальоны зашли в Иловайске, а не армия? Кто отдал приказ об этом? Должно же быть наоборот.

Второе: в двадцатых числах августа русские начали наносить массированные артиллеристские удары, и весь Сектор Д посыпался, с позиций дезертировали целые подразделения, оголились фланги нашей группировки в Иловайске. Однако коридоры для выхода еще оставались, и можно было выходить и выравнивать линию фронта. Почему этого не произошло?

Третье: Руководитель АТО Муженко говорит, что на высшем уровне Украины и России было согласовано решение о выводе украинских войск из окружения по так называемому "гуманитарному коридору", но на более низком уровне командование решило прорываться с оружием в руках. Кто именно так решил и кто несет ответственность за то, что колонны, которые уходили, находились в не боевом порядке?

И четвертый вопрос: почему те подразделения, которые отправили на помощь окруженным в Иловайске, не знали оперативного состояния? Им же сказали, что там «небольшое колечко, которое нужно прорвать...», не о чем беспокоиться... И отправили войска без карт, фактически на верную гибель. То есть помощь послали, но помочь она никому не могла, даже себе.

- И все же, это была измена, или, грубо говоря рас***дяйство?

- Сказать, что это - рас***дяйство - сложно, потому что это должно быть огромное, какое-то суперпуперроз***дяйство. Не верю, что командиры настолько тупы и самоуверенны. Ключ ко всем ответам - в первом вопросе: почему именно добровольческие батальоны были там, а их командиров там не было? Почему "Азов" и "Шахтерск" развернулись и ушли после первых потерь, а "Донбасс" и другие оставались под обстрелом до последнего? А еще - противостояние глав Минобороны и МВД, которое, очевидно, не давали возможности координировать действия армии и батальонов (Муженко вообще говорит, что батальонами тогда командовал МВД, а он никак не мог влиять на ситуацию). Думаю, что в этой трагической истории есть нечто такое, чего мы вообще еще не знаем, какой-то ключевой эпизод, который сыграл решающую роль в том, что наши войска задержались и дали себя окружить.

- Кое-кто считает, что не стоит писать про эту войну, пока она не закончится.

- Действительно, ссылаются на опыт мировых войн, про которые писали уже после их окончания. Но и тогда были примеры достаточно «быстрых» книг. Но главное отличие в том, что хоть я не воевал, но имел доступ к большим объемам информации о событиях на фронте. Это же не как во время Второй мировой, когда люди в тылу узнавали новости только от Левитана или из газеты "Правда". Современные коммуникации дают возможность знать значительно больше и значительно быстрее реагировать на происходящее. Кто говорит, что писать до окончания войны не стоит, то тем самым ищет для себя оправдание, почему сам не пишет о войне. Качество текста и реакция читателей покажет, стоит или нет.

- Еще обязательно будут говорить, что ты хочешь заработать славу и деньги на крови погибших.

- Мне не впервые сталкиваться с такими упреками. Как журналист я знаю, что коррупционеры всегда говорят, будто мы – «желтая» газета, когда мы пишем о том, как они воруют. То я не боюсь тех обвинений. Я искренне хотел разобраться в том, что происходило в Иловайске и почему происходило именно так. Я поговорил с очень многими участниками тех событий и написал так, как они рассказывали.

- "Иловайск" выходит в свет на двух языках: украинском и русском. Это не очень типичная ситуация для Украины. Чья это была идея?

- Когда я в апреле наконец написал первую новеллу (Жизнь и смерть Сереги Кабана) и прислал издателю, ему очень понравилось. Я настоял, что должно быть именно два авторских варианта - и на украинском, и на русском, потому что те люди, с которыми я общался, говорили и на украинском, и на русском. Ну и надеюсь, что российский вариант будет более доступным для россиян, даст им возможность узнать правду о тех событиях.

- Думаешь, русские не воспримут "Иловайск" как очередную хунтовскую агитку?

- В книге есть положительные персонажи из числа русских офицеров, которые фактически вытаскивали наших пленных из-под БТР-ов чеченцев, спасали. Бойцы батальона "Донбасс" рассказывали, что нормально общались с россиянами, без ненависти. В книге вообще нет ненависти. Поэтому для Кремля, если россияне будут иметь доступ к книге, «Иловайск» будет значительно более опасным, чем агитка.

- Есть такая точка зрения, что надо дождаться, когда об этой войне напишут те, кто на ней воевал. А тем, кто сидел в тылу, писать о ней не надо. Как ты считаешь?

- По состоянию на август 2015 года, если бы я не написал книгу о Иловайск, ее бы не написал в Украине никто. Пусть это будет моя персональная ответственность. Удачная книга или нет, это решат две группы аудитории. Первая - это бойцы, которые воевали там, и вторая – обычные граждане Украины. Для первых важен фактаж, для вторых – также фактаж, но и эмоциональная, художественная составляющая. Мне не нужно примазываться к славе, я хотел рассказать, как все было, а это на сегодня – большой риск. Я предполагаю, что не встретился со всеми участниками событий и много чего упустил, но многие просто отказывались говорить о тех событиях из тех или других причин. Заранее прошу прощения, готов написать продолжение, готов довстречаться и договорить, потому что имею моральные обязательства перед теми бойцами и их родными. На сегодня я сделал все, что смог, выложился на полную. Стоит, кстати, заметить, что на одни и те же события у многих участников событий сегодня есть довольно разные взгляды. Они были героями, прошли огонь и воду, а вот медные трубы очень сложно пройти. И сегодня, к сожалению, можно услышать ссоры и разборки, поиск врагов и предателей. Странно, когда бойцы одного батальона ругают другой батальон. Однако, я готов к любой реакции. Думаю, что книга очень не понравится командирам. Но я и люди, которые мне помогали, сделали все, что могли, много сил отдали, чтобы книга вышла именно сейчас. Еще будут десятки книг о войне, о Иловайске, возможно, они будут более глубокими и яркими, но я решил, что надо собрать воедино, описать и сказать, что Иловайск был вот такой именно сейчас, пока детали еще живы в памяти бойцов. Но я не ставлю точку в этой истории, нет, мы только начинаем разговор.

- Книга вот-вот должна быть напечатана. Что ты чувствуешь как автор, чего ждешь?

- Жду, как воспримет общественность. Готово ли общество воспринять такую правду о войне? Потому что люди что-то слышали о Иловайск, но когда читают о нем в деталях, то часто не могут поверить, что такое происходило на самом деле. Я до сих пор каждый вечер перед сном разговариваю с героями книги. Перебираю слова, строки, и будто снова погружаюсь в те события. Наверное, я сам очень поверил в то, что написал. Очень обидно за ребят, которые погибли там, очень больно... Книга до сих пор держит меня, и держит очень сильно. Пока не могу начать писать другую, тоже про войну, но в другом жанре. Здесь я переоценил свою психологическую закалку. Допускаю, что кто-то будет сетовать, что в "Иловайске" многие ужасы, но война – это не концерт группы "Queen". Наши бойцы имели мужество пережить Иловайский котел, то неужели у нас не хватит мужества хотя бы прочитать про их героизм и гуманизм? Правда, которую узнает общество, станет лучшим памятником всем нашим погибшим ребятам.