Александр Положинский: Я готовлюсь с оружием в руках защищать Украину и украинский народ

Недавно мир услышал твой новый альбом группы "Бувье" – 12 с песней "Со мной все в порядке". Расскажи об альбоме и этой песне. Почему именно она чаще теперь на слуху?

На самом деле все немного не так. 21 октября вышел третий альбом группы "Бувье", который называется "12 песен, которыми БУВЬЕ наполнялся на протяжении семи лет". И этот альбом, который 7 лет собственно писался. Нельзя сказать, что "Со мной все хорошо" - это главная песня альбома. Там примерно все песни все равно главные. Самая известная – однозначно песня "Влюбленные". Это Саундтрек к фильму Тараса Химича "Живая". Собственно, с этой песни альбом и начался. Мы сначала записали Саундтрек к фильму "Живая", который тоже писался по просьбе Тараса и его жены Елены. Они вдвоем пригласили меня к себе в гости, рассказали о снимаемом фильме и попросили написать песню. И песня писалась несколько лет. Потом еще нужно было время, чтобы нам эту песню записать, издать. Тарас со своей командой снял классный клип. И вот в 2015 году песня вышла. С нее новый альбом и начался. Потом мы записали еще несколько песен. К примеру, песня "Бронзовое тело" на слова Михаила Семенко. Это был проект песен на слова поэтов "Расстрелянного Возрождения". Мы с Бувье записали такую песню. Затем приняли участие в проекте Виктора Павлика. Вместе с нами он перепел свою песню "Ведь во сне улетаю". Затем еще была песня пластовая "Легион", написанная на пластовом лагере "Легион". И песня "Вот тебе моя рука". Она писалась как песня поддержки украинскими болельщиками украинской футбольной сборной.

Но о футболе там нет ни слова. И мы ее многократно в том числе и для военных выполняли. С Иваном Маруничем и другими моими коллегами музыкантами. И всегда она очень хорошо воспринималась как песня поддержки. Потому что это песня о вере в свои силы. Вере в Победу. Это песня оптимизма. Так что вот такие 5 песен были записаны просто отдельно. И когда уже у нас были вот эти 5 песен, мы с Романом Сорокой – это мой товарищ, коллега, соучредитель Бувье, главный по музыке и саундпродюсер группы, аранжировщик и композитор – в начале осени прошлого года сели у него на студии в Луцке. , поговорили и решили, что у Бувье есть два полноценных альбома по 12 песен. И нет третьего альбома на 12 песен. Зато есть просто 5 хороших песен записанных. Мы решили дописать еще 7 песен, добавить те 5, которые уже есть, и выйдет третий альбом на 12 песен. И мы это сделали. 21 октября, сегодня (на момент записи интервью, – Ред.) этот альбом вышел. А вот собственно "Со мной все в порядке" - это песня, которую мы решили отдельно презентовать вместе с альбомом, потому что это финальная песня альбома, это песня под номером 12 в альбоме, и она, пожалуй, наиболее оптимистичная по содержанию из всех . В альбоме есть песни разные. Есть боевые, есть драйвовые, есть немного трагические, есть печальные-печальные, медитативные возможно, немного философские. Но все это подводится итогом, что при всех проблемах - со мной все хорошо. Пусть с каждым из нас все будет хорошо.

Из медиа я узнала, что 15 февраля ты вступил в ряды ВСУ. Это так?

Нет. Неверно.

Но в ТРО, ты пошутил, что вступишь уже после войны. Все не так ли?

Снова все запутано (смеется).

Расскажи, как было на самом деле.

1 февраля этого года я пришел в Луцкий военкомат для того, чтобы записаться в территориальную оборону. Я прошел все процедуры, заполнил документы, собрал какие-нибудь справки, пошел на медкомиссию, прошел медкомиссию, сдал все анализы. И где-то видно в процессе прохождения медкомиссии я подхватил ковид. После того как все документы подал, я десять дней провалялся с ковидом, и потом, когда мне уже дали тест, что я здоров, сразу же в тот день снова поехал в военкомат и подписал контракт с луцким батальоном территориальной обороны. Или с Волынским батальоном? Не помню уже сейчас. Короче, я подписал контракт, даже сделал публикацию об этом в соцсетях, но выяснилось, что не все так просто. Такая была там процедура, не знаю, она еще сейчас сохранилась, что я подписываю контракт с ТРО, но это еще не значит, что ТРО подписывает контракт со мной. Потому что должно пройти еще определенное время, пока мой подписанный контракт вместе с другими подписанными контрактами соберется в какую-то кучку, и эта кучка едет в другой город, где находится руководитель территориальной обороны всего Западного региона. И там этот руководитель все вместе подписывает, все контракты. Я подписал контракт, но со мной его не подписали. 23 февраля поздно вечером мне написал офицер, занимающийся личным составом, и сообщил, что со мной контракт не подписали, потому что я писал заявление на вступление на имя военного комиссара, а пока я болел все изменилось, и нужно уже писать заявление на командира батальона. Поэтому мне сказали, что надо приехать снова, переписать заявление уже на имя командира батальона, еще заполнить какие-то другие документы, и только тогда смогут подписать контракт. Все мы знаем, что началось 24 февраля, тем не менее я поехал в штаб батальона территориальной обороны. Честно говоря, ехал с мыслью, что мне скажут быстренько съездить домой, собрать все необходимые вещи и приезжать воевать. А оказалось – нет. Я приехал, снова подписывал документы, переписывал заявление. Мне сказали, что документы все в порядке теперь, но мы пока вас в терроборону не берем, потому что нам пока нужны люди с боевым опытом. Поэтому, поезжайте домой, собирайте тревожный чемоданчик и ждите. Чемодан был почти собран. И я просто ждал три дня. Ждал три дня, и меня не позвали ни в терроборону, ни на какие курсы, ни на какую подготовку оружия не выдавали. И я, честно говоря, чувствовал себя брошенным. А тут вижу, что в Киеве раздают оружие. И мой друг Арсен Мирзоян, увезший семью в Карпаты, написал мне, что хочет вернуться в Киев и ему нужен компаньон, который мог бы его на своем транспорте забрать и увезти. Потому что свой транспорт он оставлял жене Тони. И я подумал, раз здесь в терробороне я не нужен, так поеду в Киев. Это был третий день нападения, как раз в тот день, когда начали появляться вражеские группы. В столице уже раздавали оружие всем, кто хочет его защищать. Мы хотели защищать Киев. И мы поехали в Киев. И когда я был в Киеве, я отписался этому офицеру из Луцкой терробороны. Написал, что я уже в Киеве, и если я нужен, меня могут вызвать из Киева, но пока я остаюсь. И мне сказали оставаться пока в Киеве. И с тех пор с нашей терробороны у меня контактов, к сожалению, не было. Меня так туда и не позвали. Поэтому вакансия оставалась свободной в ВСУ для меня, и 16 мая я стал бойцом 47-го отдельного штурмового батальона, который потом стал 47-м полком и сейчас становится 47-й бригадой.

Твое первое боевое крещение. Каким оно было? Какие ощущения? Эмоции? Такой ли ты видел в своем воображении войну?

Как такового, боевого крещения у меня не было. У меня было крещение обстрелами. Мы 10 дней были на передовой. Мне не удавалось ни разу стрелять, но по мне стреляли много раз. Не только по мне. По нам всем. Нас обстреливали из минометов, обстреливали из танков, ракеты прилетали к нам. Наших коллег из нашей роты, которые стояли на других позициях, обстреливали также самолеты и вертолеты. Но нам самим повоевать не удалось, потому что нас только издалека крыли. Только ребята из 2-й роты нормально повоевали. А у меня есть только опыт пребывания под обстрелами, у меня есть опыт копания укрытия, у меня есть опыт укрывательства во время обстрелов, у меня есть печальный опыт переноса раненых и погибших, но боевого опыта пока нет.

У тебя есть песня "Меня уже нет". И сейчас часто, когда в соцсетях летят фотографии с черными лентами, люди подкладывают эту песню. Какое твое отношение к смерти стало после полномасштабного вторжения, после того как ты спасал, выносил раненых с поля боя и, возможно, что-то видел еще… что-то изменилось в тебе?

Поля боя у нас не было. Это не совсем верно говорить. Просто помогал нести раненого товарища с места, где ему оказывали помощь, в автомобиль, чтобы спасти и вывезти его в тыл. Вообще мое отношение к смерти не изменилось. И эта песня писалась тогда, когда я тоже столкнулся очень близко со смертью дорогого мне человека, и собственно под влиянием этой смерти песня была написана в 2011 году. Сейчас, конечно, мне грустно. Конечно, я тяжело переживаю гибель наших людей. Особенно людей, которых я знал, и близких мне людей. К сожалению, и близкие мне друзья погибли в этой войне. Они погибали и в 2014 году, и в 2015 году… и в этом году также много погибших людей, которых я знал лично, с которыми я дружил и которые очень дороги мне. Но так же меня цепляют смерти людей, которых я не знаю, но это наши люди. И они погибли только из-за того, что не в своем уме и не в человеческих ценностях соседи на востоке и севере решили забрать эту жизнь у наших людей и уничтожить нашу страну. Никакой другой причины для этих смертей нет. Только больные желания тех, кого Бог, обстоятельства или еще что-то другое – сделали нашими соседями. Здесь нам, конечно, ужасно не повезло. И я уверен, если бы не они, и это уже сейчас на примере всех этих страшных событий, которые мы видим вокруг, мы их переживаем, мы являемся участниками этих событий, жертвами, которых мы…

Нет никаких сомнений, если бы эта сволочь, прислонившаяся к нам много веков назад, не тормозила, не уничтожала нас, не портила нам жизнь, мы бы жили в совсем другой стране и в совсем другом мире. Я уверен в этом. Так что, с одной стороны я отношусь к смерти по философски, с другой стороны, каждая смерть, каждое известие о смерти меня глубоко цепляет.

Ты – человек творческий, ты пишешь музыку, мы тебя знаем и уважаем, слушаем твои песни. В какой момент Саша Положинский артист почувствовал, что он должен стать воином?

В принципе здесь как-то не было момента перехода из одного состояния в другое. Потому что очень много лет я считаю, что мое творчество вместе с тем было и борьбой. И сейчас, когда я изменил свой официальный статус, и с этого начался наш сегодняшний разговор, я уже являюсь официально солдатом Вооруженных Сил Украины, но вместе с тем я продолжаю записывать песни, и остаюсь артистом при этом. Просто, если раньше я был больше артистом и меньше воином, сейчас я немного изменил приоритеты и стал больше воином и меньше артистом. Сейчас я практически не даю концертов, не выступаю, хоть иногда очень хочется. И даже по доброй зависти тем артистам-коллегам, которые получили возможность ездить выступать в Европу. Я бы хотел повыступать в Европе, конечно. Так сложились обстоятельства… я не приветствую эти обстоятельства. Но так сложилось, что в Европе это творчество сейчас очень нужно. Если несколько лет назад мы бы ездили на концерты в Европу, то количество людей, которым наша музыка была бы интересна, было бы значительно меньше. Сейчас это сильно изменилось. Надеюсь временно. В том плане, что наши люди после Победы вернутся обратно в Украину и будут ее развивать по-новому, делать ее новой, лучшей, другой Украиной, чем она была до войны. И сейчас я не только о войне с 2022 года. Но о войне, которая идет с 2014 года… а возможно и еще раньше. Так вот, конечно, мне хочется повыступать, и повыступать в Европе, и для такой аудитории, но…

Я думаю, что это будет…

Ну… увидим. Но сейчас мне не менее интересно и нужно заниматься тем, чем занимаюсь. Получать знания, навыки. И постоянно быть готовым к тому, чтобы с оружием в руках защищать Украину, защищать украинский народ и уже непосредственно на линии фронта. Так сложилось, что мы на фронте были достаточно короткий срок. Всего десять дней, как я говорил. Непосредственно на передовой. И еще несколько дней в зоне приближенной к зоне боевых действий. Остальное время мы находимся в тылу. Но за то время, что мы были в тылу, я уже даже сбился со счетов, сколько раз нам говорили быть в полной боевой готовности к тому, чтобы срочно выезжать на фронт в том или ином направлении, в зависимости от обстоятельств, в зависимости от необходимости. Так сложилось, что несколько дней мы находились в полной готовности, а потом нам говорили об отбое. Но насколько я понимаю, на нас постоянно рассчитывают и нам не дают расслабляться.

Так случилось, что после полномасштабного вторжения очень много артистов, которые пели на русском языке, выступали в России изменились. Веришь ли ты в искренность их перемен в проукраинское направление?

Я думаю, что если бы не все эти страшные потрясения, которые пережили все мы в последние дни февраля, в первые дни марта, возможно все эти люди, или большинство из них, так бы и не поняли, в чем они ошибались. Но сейчас я считаю, что большинство из них перешли на украинский язык в общении, на украинский язык исполнения своих песен, изменили свои имена - они делают это искренне. Без конъюнктурных соображений, с большой любовью к Украине. И в результате – понимание, осознание многих своих ошибок, и, возможно, даже своей вины частично. Я верю в их искренность, и я не хочу никого из них сейчас упрекать. Возможно нам когда-нибудь придется это сделать или всем им, или некоторым из них, но сейчас я, например, благодарен всем моим коллегам, которые начали петь на украинском языке, за этот очень важный творческий шаг. Мне не все украинские песни, которые я сейчас слышу, нравятся. Но мне нравится, что люди начинают петь песни на украинском языке. И многие эти песни действительно классны и цепляют меня за живое.

Существует разница между обычным юмором и армейским. На войне, на фронте, между военными, как часто юмор живет в такой среде, какой он?

Без юмора было бы тяжело очень. И этот юмор имеет очень много оттенков. Часто он очень самоироничен. Очень часто он чёрный. Очень чёрный юмор. И, если бы люди гражданские, не подготовлены, не знакомы с тем, что происходит в ВСУ, в армейских сообществах, где-то на линии фронта, или поблизости к линии фронта… вот если бы люди резко так услышали эти разговоры, эти шутки, то, я думаю, многие люди во время такого резкого перехода могли бы быть немного шокированы. Но, опять же, на своем опыте, я убежден, что этот юмор очень помогает. Он помогает переживать трагические обстоятельства, потери, он помогает не сойти с ума, он помогает держаться коллективу, целостности, не расползаться, не разбегаться, не пугаться, не паниковать, быть собранным и готовым к отпору в любой момент. Нам это очень помогло. Так случилось, что когда мы были на фронте, то среди погибших были и наши близкие друзья, среди них наш командир, командир нашего взвода. И при таких обстоятельствах мы были далеко оторваны от основной группы… и непосредственно нашего подразделения и вообще ВСУ. Мы находились на некотором расстоянии, выдвинутом глубоко вперед навстречу врагу. Держали там свой опорный пункт. И при таких обстоятельствах, когда руководитель взвода погибает, могло бы произойти что угодно. Люди могли бы посыпаться, подразделение могло бы развалиться, могли бы бежать, оставлять позиции, паниковать и так далее. Этого всего у нас не вышло. И в значительной степени это благодаря тому, что мы помогали друг другу негатив, страх, какие-то тревожные ощущения, панические ощущения, испытывать, рассеивать, рассеивать, собственно, благодаря юмору. Юмор очень сильно поддерживал. Ну и в здоровом коллективе, юмор всегда помогает в том, чтобы коллектив как-то спаивался за счет этих шуток или прикольчиков… и притирались люди, которые еще вчера были не знакомы друг с другом. Юмор помогает в том числе преодолевать какие-то напряженные моменты, конфликтные или полуконфликтные ситуации. Юмор – это всегда хороший способ выйти из конфликта или перевести его в другое русло, или как-то хотя бы смягчить негативные последствия. Так что, юмор – очень важный.

Я часто слышу от военных разные полюсы мнений относительно тех людей, которые находятся в тылу, у которых проходят громкие вечеринки, дискотеки. Как ты к этому относишься?

Я не хочу кривить душой. Я не скажу, что это вызывает у меня какой-то негатив, неприятие. У меня нет претензий к этим людям. У меня есть только определенное чувство тревоги, связанной с этим. Потому что я всегда беспокоюсь, осознают ли люди всю сложность ситуации, которая сложилась сейчас внутри Украины. Осознают ли люди всю полноту рисков и для страны, и для народа в целом, и для каждого из нас персонально. Готовы ли люди адекватно реагировать на непосредственную опасность, на стремительные атаки врага, не будет ли такая расслабленность, такой образ жизни с большим количеством развлечений, дискотек, вечеринок и так далее… Не будет ли это тем фактором, который будет способствовать возникновению огромной неожиданной паники у случае, если вдруг, не дай Бог, что-нибудь пойдет не так, как мы все хотим. Если откроется новое направление наступления, если снова подойдут в Киев, ударят неожиданно. Если эти атаки ракет, дронов и так далее приобретут опять такой массовый характер, который мы переживали не так давно по всей Украине. Сейчас эти обстрелы продолжаются. Но интенсивность снова уменьшилась. Но не факт, что они не могут восстановиться. И вот каждый раз, когда я вижу людей, хорошо проводящих время, отдыхающих, которые на позитиве, которые веселятся, радуются жизни… я это приветствую с одной стороны. Мне приятно видеть радостных, спокойных, положительных людей… Меня это вдохновляет и как-то внутренне успокаивает. Но с другой стороны, это спокойствие всегда конфликтует во мне с тревогой, которую вызывают все эти люди своим поведением из-за того, что я понимаю, что сейчас их здесь в этом месте много… они веселы и положительны. Не дай Бог прилетит сюда. Что с ними будет, и как они все переживут, если останутся в живых, но получат тяжелые ранения, или станут свидетелями получения тяжелых или смертельных ранений близких людей? Тревога тоже присутствует при этом.

То есть, люди могут быть не готовы, а нужно, чтобы каждый был готов?

С одной стороны да. Люди должны быть готовы к тому, чтобы защитить себя, спасать себя. Но есть еще другой аспект. Они еще должны быть готовы к тому, что может сложиться ситуация, что они вынуждены будут значительно больше внимания уделить войне, обороне и защите Украины. Я уверен, что подавляющее большинство этих людей, которые развлекаются – они помнят о войне, они участвуют в войне, где-то донатят, где-то иным образом поддерживают оборону и защиту страны. Я уверен, что безразличных людей очень мало есть. Но нужно, чтобы эта иллюзия мирной жизни где-то в Киеве, во Львове или в других городах, которые находятся достаточно далеко от линии фронта… чтобы люди понимали, что они являются частью обороны страны, и только в нашем единстве, в нашей самоотдаче, взаимоподдержке, взаимодействия и т.д., только в этом всем наша главная сила и залог нашей Победы. Потому что поддержка внешняя, она очень важна, она очень важна. И если мы не будем защищать, поддерживать и тянуть друг друга, то одной только внешней поддержки будет недостаточно. Мне хочется, чтобы люди, развлекаясь, не забывали о том, что в какой-то момент может так сложиться, что от развлечений придется отказаться вообще на время для того, чтобы победить. А вот уже после Победы отпразднуем все вместе вдохновенно.

Идя таким оптимистическим сценарием, в который мы верим все, мы верим в нашу Победу и знаем, что она будет, какую модель Украины ты сам сам видишь?

Я не думаю, что в моем видении Украины моей мечты что-то очень сильно изменилось из-за войны. Это видение никогда не изменялось. Мне хочется, чтобы Украина была страной счастливых людей. И чтобы они были счастливы именно потому, что живут в Украине, именно в такой стране, которая работает на каждого из нас, и в Украине, в которой каждый из нас работает на свою страну. Можно очень долго расписывать разные детали, но я думаю, что в общем-то мне бы хотелось, чтобы Украина была такой, в которой каждый хотел бы жить. Чтобы каждый гражданин мира хотел бы жить в Украине. Вот о такой стране я мечтаю.

А запечатлелась ли у тебя на сегодняшний день какая-нибудь особая история от начала полномасштабного вторжения, которая останется навсегда у тебя перед глазами?

Но я думаю, что таких моментов, таких переживаний очень много. Это какие-то и положительные, и отрицательные вещи. А где-то и забавные. Много трагического…

Можешь что-нибудь рассказать?

И многое. Можно вспоминать, как мы ехали с Арсеном Мирзояном в Киев. Там было очень много интересных моментов… как нас там проверяли на блокпостах. Эти блокпосты в каждой деревне по две штуки на въезде и на выезде. Очень часто бывало такое, что вот заканчивается одна деревня и начинается другая деревня. И там на расстоянии буквально 10 или 20 метров два соседних блокпоста. И на каждом тебя тщательно проверяют. Потому что каждый хочет поучаствовать в войне за свою деревню вот таким образом. И очень много таких моментов мы переживали с Арсеном в Киеве, практически целый месяц мы прожили у Арсена дома. Мы вместе ели, вместе, ну условно говоря, воевали, мы какое-то время находились в одном подразделении, находились неформально, но с оружием в руках, а потом мы начали волонтерить. Также мы вместе ездили на студию писать песни. Я присутствовал при том, как рождались новые песни Арсена, которые мне очень нравятся. Арсен присутствовал, когда записывались мои песни. Затем мы занимались вместе волонтерством, вместе возили автомобили для того, чтобы передавать их военным. Медицинские автомобили возили. И пожарные автомобили возили. Я никогда раньше не гонял автомобили из Европы. Я вообще не перегонял чужие автомобили раньше. А тут ездили в Европу, покупали эти автомобили, иногда они были в ужасном состоянии, а я не так чтобы очень хороший водитель. А тут еще и на разваленной машине, которую еще нужно загнать на СТО, побыть где-нибудь во Львове или в Киеве. Или по дороге из Львова в Киев. Чтобы довести авто до того состояния, чтобы отдать их военным. Чтобы военные были уверены, что машина будет надежной и будет выполнять поставленные задачи. И каждый километр иногда на разваленной машине… и это тоже был стресс. Но доезжали и сдавали эти машины специалистам, чтобы они отремонтировали их. И так же концерты, которые мы давали и с Арсеном, и с Иваном Маруничем. Все это тоже останется в памяти. И, конечно, мои военные дела. Мои первые дни в батальоне. Знакомства с новыми людьми. И впечатление от них. И люди, которых уже нет, погибли… но оставшиеся в моей памяти. Все это оставило отпечаток в моей душе и будет жить со мной, пока буду жить. Надеюсь, это будет еще очень-очень долго. Я все-таки планирую дожить до той Украины, о которой мы говорили.

Все фото: Елена Черненькая

Можно ли поросить тебя зачитать какие-то строки, написанные тобой за это время?

Я хотел бы зачитать текст, который я написал 24 февраля:

Страху немає,
Є сумна тривога
За всіх дітей та їхніх матерів,
І є ненависть
До курдупля того,
Який давно й серйозно захворів
На манію,
На комплекси й образи
І на бажання стати більшим злом.
Та був і є лише шматком зарази,
Бо був х@йлом і лишиться х@йлом.
І кожен, хто пускав сюди ракети,
Хто їхав сам
І кого привезли,
Готуйте собі траурні пакети
В мішках додому вернетесь,
Козли.
За кожну краплю крові,
За сльозинку,
Що наші через ваших пролили,
Вас битимуть
Безжально,
Без зупинки,
Уперто і спокійно,
Як воли.
На нашім боці правда,
В правді сила.
І нас веде й тримає сила ця.
А кожному із вас лише могила,
І в пеклі заготовлені місця.
Вас проклинають
Наші мами,
Наші діти.
І це прокляття з вами навіки.
Нащадки ваші будуть в рабстві скніти,
Тіла і душі – жерти хробаки.
А ми залишимось
Оновлені і вільні,
Вогні запалимо
У мороку і млі.
Єдина сила – 
І військові, і цивільні
На рідній, гарній,
На своїй землі.